Зима в Мадриде

22
18
20
22
24
26
28
30

Отец Эдуардо сверился со списком:

— Ах да, англичанин. Чем могу вам помочь, сын мой?

— Мой друг из того же барака очень болен. Винсенте Медина.

— Да, я его знаю.

— Если бы его осмотрел врач, Винсенте еще можно спасти.

— Начальство не позволит привести врача, — печально покачал головой священник. — Я пытался, мне очень жаль.

Берни кивнул. Такой ответ не стал для него неожиданностью, и он перешел к речи, которую отрепетировал во время службы:

— Сэр, вы верите, что насильственное обращение — это плохо?

Священник на мгновение замялся:

— Да. Церковь учит, что обращение в христианство, которое произошло не по велению души, а только на словах, не имеет цены.

— Винсенте с давних пор — левый республиканец. Вы знаете, что они строгие атеисты.

Лицо отца Эдуардо застыло.

— Да. Мою церковь сожгла толпа в тридцать первом. Полиции приказали не вмешиваться; левый республиканец Асанья заявил, что все церкви в Испании не стоят жизни одного республиканца.

— Винсенте сейчас ничем не может вам навредить. — Берни набрал в грудь воздуха. — Прошу вас, позвольте ему уйти с миром, когда придет срок. Не совершайте над ним последние обряды. Учитывая его взгляды, это будет кощунством.

Отец Эдуардо вздохнул:

— Вы думаете, мы принуждаем умирающих к обращению?

— А разве нет?

— Какими же негодными людьми мы вам кажемся.

Отец Эдуардо пристально взглянул на Берни. Толстые линзы очков увеличивали его глаза, так что казалось, будто они плавают там, за стеклами.

— Вас не растили католиком, Пайпер?