19) Кроме того, ничто не мешает трактовать опечатки как своеобразные «описки» наборщика и понимать бóльшую их часть как вполне мотивированную. Систематизированным собранием таких ошибочных действий, выделяющихся занимательностью или назидательностью, я не располагаю. В своей здесь уже неоднократно упоминавшейся работе Э. Джонс посвятил «misprints» (опечаткам –
Г. Зильберер в «Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse», 1922, VIII, рассматривает возможность «тенденциозной опечатки». Время от времени среди них обнаруживают такие, тенденциозность которых трудно оспорить, как, например, в статье Шторфера «Der politische Druckfehlerteufel» (Zentralblatt für Psychoanalyse, 1914, II; 1915, III), маленькую выдержку из которой я ниже привожу:
20)[118] «Одна политическая опечатка содержится в номере „März“ от 23 апреля нынешнего года. В письме из Арчирокастрона воспроизводится высказывание Зографоса, вождя восставших в Албании эпирцев (или, если хотите, президента независимого правительства Эпира). Кроме всего прочего, там можно прочитать: „Поверьте, автономный Эпир находится среди первейших интересов князя Вида. Его он может свергнуть
21) Да я и сам прочитал совсем недавно в нашей венской ежедневной газете статью «Die Bukovina unter
Трудно не вспомнить о «политической опечатке», если в напечатанном циркуляре хорошо известного издательства Карла Прохазки в Чехии находишь следующую орфографическую описку:
«Текущие события. В результате безапелляционного решения Антанты, определившего реку Олса в качестве границы, была разделена на две неравные части не только Силезия, но и Чехия; одна из них отошла к Польше, другая – к Чехословакии» [вместо
Т. Фонтане пришлось однажды довольно забавным способом защищаться от весьма богатой смыслом опечатки. 29 марта 1860 г. он пишет издателю Юлиусу Шпрингеру:
«Глубокоуважаемый господин Шпрингер!
Мне не кажется нескромным рассчитывать на осуществление моих маленьких желаний. Взгляд на листы корректуры[119], которые я прилагаю, объяснит Вам, что я имею в виду. Кроме того, прислан мне только
преданный Вам Т. Фонтане».
Вундт предлагает заслуживающее внимания объяснение того легко подтверждаемого факта, что мы совершаем описки гораздо легче, чем оговорки (см.: там же, с. 374). «В процессе нормальной речи сдерживающая функция воли постоянно направлена на приведение в соответствие друг с другом потока представлений и хода артикуляции. Но если следующее за представлениями движение фраз замедляется под действием механических причин, как это происходит при письме… то по этой причине особенно легко происходят предвосхищения дальнейшего хода речи».
Наблюдения за условиями, при которых происходят очитки, дают повод для сомнения, о чем я не могу не упомянуть, потому что, по моей оценке, оно может стать исходным пунктом плодотворного исследования. Каждому известно, как часто при очитках внимание читающего отвлекается от текста и обращается к его собственным мыслям. Следствием этого отвлечения нередко становится неспособность вообще ответить, если его прервут и спросят, что он читал. В таком случае он читает как бы автоматически, но почти всегда без ошибок. Не думаю, что при таких условиях количество очиток заметно возрастает. В отношении целого ряда функций мы привыкли полагать, что наиболее точно они осуществляются автоматически, то есть почти без сопровождения осознанного внимания. Из этого, видимо, следует, что характеристики внимания при ошибках речи, чтения и письма надлежит определять иначе, чем это делает Вундт (отсутствие внимания или его ослабление). Примеры, подвергнутые нами анализу, не дают нам, собственно говоря, права предполагать количественное ослабление внимания. Мы также обнаружили, что ему, скорее всего, не вполне равноценно нарушение внимания посторонней, усиливающей свои запросы мыслью.
Между опиской и забыванием можно поместить случай, когда какой-то человек забыл подписаться. Не подписавших чек людей ровно столько же, сколько и забывших его выписать. Что касается смысла такого забывания, приведу место из романа, обратившего на себя внимание д-ра Закса:
«Очень поучительный и ясный пример, достоверность которого позволила писателю использовать механизм ошибочных симптоматических действий в духе психоанализа, содержит роман Джона Голсуорси „Остров фарисеев“. В центре произведения находятся колебания молодого мужчины, принадлежащего к богатой части среднего сословия, между глубоким социальным сочувствием и общественными условностями своего класса. В главе XXVI описано, как он реагирует на письмо молодого бродяжки, которого он, привлеченный его оригинальным взглядом на жизнь, неоднократно поддерживал материально. В письме не было прямой просьбы денег, однако оно описывало крайнюю нужду, что исключало какое-то иное его понимание. Вначале его получатель гонит от себя мысль понапрасну тратить деньги на неисправимого юнца, вместо этого лучше поддержать благотворительные учреждения. „Оказывать помощь человеку, не имеющему на то никаких прав, уделять ему частицу себя – пусть даже это выражается в дружеском кивке, – и все только потому, что этому человеку не повезло… какая сентиментальная глупость! Пора положить этому конец!“ [Здесь и далее перев. Т. Кудрявцевой.] Однако, провозглашая эти окончательные вроде бы слова, он чувствует, что его честность усиливает возражение этому: „Какое лицемерие! Тебе, голубчик, просто жаль расстаться с деньгами!“
В ответ он пишет дружеское письмо, заканчивая его словами: „Посылаю Вам чек. Искренне Ваш, Ричард Шелтон“.
„Тут внимание Шелтона отвлекла залетевшая в комнату ночная бабочка, которая принялась кружить около свечи; пока Шелтон ловил ее и выпускал на свободу, он успел забыть, что не вложил чека в конверт“. В таком виде оно и было отправлено».
Впрочем, это забывание было мотивировано более тонко, чем просто реализацией кажущегося преодоленным корыстолюбивого стремления сэкономить на требующей решения задаче.
В поместье родителей будущей жены Шелтон чувствовал себя одиноким в компании невесты, ее семьи и их гостей; своим ошибочным действием он как бы намекает, что соскучился по подопечному, который благодаря своему прошлому и оригинальному пониманию жизни представлял собой полнейшую противоположность его стандартизированному (согласно одним и тем же традициям) окружению. Практически же все это обернулось тем, что оставшийся без поддержки через почту юноша сам объявился несколько дней спустя, чтобы узнать о причине отсутствия обещанного чека.
VII
Забывание впечатлений и намерений