Революция 1790 года, в своем антицерковном безумстве закрыла даже общины сестер милосердия. Но когда во французских госпиталях принята была система наемных служителей, то нельзя было не признать неудачи этой меры; между тем многие из этих сестер милосердия не гласно продолжали оказывать свои добрые услуги, так что Наполеон I нашел полезным опять восстановить этот орден: он созвал рассеянных сестер на общее собрание, на котором присутствовала императрица-мать (1807 г.), выработал особый устав и согласился давать им необходимую поддержку. Новициат во Франции очень строг: всякий, желающий поступить в этот орден, должен отбросить всякий естественный, всякий женский страх, насколько этого требует уход за больными; из числа желающих после трех лет испытания обыкновенно принимается не более одной четверти. Эти сестры оказали большие услуги в госпиталях во время Крымской войны, оказывали магическое влияние на солдат в их бедственности, и из них особенно прославилась сестра Марта. На вопрос, как ей удавалось справляться с такою массою солдат, она отвечала: «Ах, ими легче управлять, чем маленькими девочками, школу которых я оставила, чтобы здесь ходить за больными». Солдаты почитали ее как святую; после войны император пожаловал ей крест Почетного Легиона. Монастыри во Франции составляют своего рода женские воспитательные институты. Есть также институт и для падших женщин и девиц под различными именами, во имя «св. Магдалины» или «Доброго Пастыря», отыскивающего потерянную овцу.
Самым симпатичным орденом, конечно, оставался ученый орден бенедиктинцев, который еще в прошлом веке оказал богословской науке неисчислимые услуги своими учеными изданиями и изысканиями. Ученые работы этого ордена во Франции были прерваны революцией, поэтому некоторые издания отцов церкви остались незаконченными. Только уже в 30-х годах возобновилась ученая деятельность бенедиктинцев. Получив от них диплом на почетное членство, знаменитый автор «Гения христианства» Шатобриан (в то время уже в преклонных летах) писал аббату Геранже: «Я только что получил ваше интересное письмо и заявляю вам, какое великое участие чувствую я к вашему прекрасному предприятию, и как благодарен я вам. Подобно вам, и я также некогда мечтал о восстановлении бенедиктинцев. Я хотел бы указать для новой конгрегации Сен Дени. – Сен Дени, с его пустыми гробницами и его пустой библиотекой, в надежде, что то и другое наполнится опять». Эта мечта, однако, не осуществилась, и старая бенедиктинская ученость не воскресла, хотя новые труженики и издали несколько средневековых рукописей, каковы напр. издания, сделанные кардиналом Питрой.
В виду того, что римский католицизм в течение всего XIX века находился в борьбе с окружающими его и враждебными ему силами, среди которых была и стремившаяся вырваться из-под папского ига наука, то ко всякой науке он стал относиться с большою подозрительностью, допуская лишь то, что согласно с установившимися нормами, и подавляя все, что отступало от этих норм и проявляло большую или меньшую независимость. Вот почему история богословской науки в области р.-католицизма в течение XIX века представляет собою по большей части бесплодные усилия выдающихся умов выбиться из установившихся норм и освободиться от угнетающих ее традиций. Тут мы видим печальную картину беспощадного подавления со стороны Рима, и особенно его ревностных слуг – иезуитов, всех наиболее выдающихся богословов. Это, поистине, есть мартиролог лучших представителей богословской мысли, которые по большей части подвергались грозному осуждению из Рима36.
Наиболее выдающуюся попытку самостоятельной мысли в области богословия сделал боннский профессор Гермес (†1830), который, еще в своей юности познакомившись с критической немецкой философией, решил приложить выработанные ею методы к богословию. Это был замечательный мыслитель, который, путем тяжелого сомнения и отрицания во всем, пришел, наконец к выработке метода, дававшего ему твердую опору в вере; но этим сомнением он возбудил против себя со стороны иезуитов жестокое гонение, которое закончилось осуждением его сочинений в 1835 г. в особой булле папы Григория XVI. Хотя его последователи, к которым принадлежали многие богослова в Трире, Бонне и Бреславле, усердно продолжали разрабатывать идеи своего невинно осужденного учителя, однако иезуитская партия приняла все меры к тому, чтобы с корнем вырвать этот богословский метод, в котором иезуиты видели опасное уклонение от старой бездушной схоластики37. Тем не менее, подобного рода направления не прекращались, и почти одновременно с Гермесом выступил другой мыслитель-богослов, который, отчасти держась того же самого метода в области богословского мышления, именно метода философско-критического, пошел дальше по пути отрицания собственно догматической стороны папства. Это был Франц Баадер, профессор умозрительной догматики в Мюнхене († 1841). Среди его многочисленных сочинений самыми замечательными были: лекции по умозрительной догматике и «Fermenta cognitionis». В последние годы своей жизни он совершенно разошелся с ультрамонтанством и в своих сочинениях старался прямо показать незаконность папского господства в римском католицизме и возможность эмансипации от него. Таковы его сочинения: «О возможности эмансипации от римской диктатуры», «Восточный и западный католицизм», причем в последнем сочинении он прямо выставлял преимущества восточной церкви перед римской. Сродным с Баадером по духу был замечательный венский священник Антон Гюнтер (†1863), который, отличаясь весьма богатыми дарованиями и остротою выражения, также свободно разрабатывал богословско-философские вопросы, нисколько не стесняясь предписываемыми иезуитами схоластическими нормами. Первым его большим сочинением (в 1828 и 1829 г.) было сочинение под заглавием «Преддверие к умозрительному богословию», за которым следовал еще целый ряд других сочинений с разными замысловатыми заглавиями. Его богословствование также возбудило подозрение в строгих кругах римского католицизма, и он подвергся осуждению. Но собственно в области богословия особенно прославился действительно замечательный по глубине и систематичности своих воззрений Адам Meлер. Родившись почти накануне XIX века (1796 г.), он еще в молодости ревностно изучал немецкую философию и сочинения Шлейермахера, которые сильно содействовали развитию его даровитого ума. Пользуясь немецкими методами, он задался высокою целью найти философско-богословское оправдание для основных истин римского католицизма, и уже в своем первом большом сочинении «О единстве церкви или принципе католицизма» (1825 г.) показал, сколько еще в арсенале даже римской церкви находится еще неиспользованных с достаточностью средств для защиты ее учения против протестантизма. За этим сочинением следовало другое его большое творение под заглавием: «Афанасий Великий и церковь его времени», где в ярких красках изображаются жизнь и деятельность великого поборника православия против ересей своего времени. Но особенно с именем Мелера связывается главное его сочинение, именно знаменитая «Символика», т. е., сравнительное изложение учений римского католицизма и протестантизма. Вооруженный всеми данными богословской науки, он с замечательною силою и глубиной обосновывает те истины, на которых покоится церковь, показывая всю неосновательность протестантизма. Но так как ему приходилось иметь дело с наличным римским католицизмом, который, конечно, далеко не соответствовал образу истинной церкви, то Мелер принужден был прибегнуть к особому способу которого никогда не могли простить ему в Риме. Именно против протестантизма он выставлял не наличный римский католицизм, очевидно не выдерживавший критики во многих отношениях, а католицизм идеализированный, такой, который является свободным от позднейших римско-католических наслоений. Но это именно старание его смягчить формы римского католицизма и представить его в идеализированном виде и возбудило подозрение к автору в крайних приверженцах ультрамонтанства, и автору угрожало занесение его книги в индекс. Вся жизнь этого замечательного богослова, вследствие этого, была борьбой против иезуитов, которые всячески старались набросить на него тень подозрения. Зато и сам он жестоко бичевал их и резко выступал против иезуитской лжи и лицемерия. Глубокий богослов и церковный историк, он был враг ультрамонтанской тенденции и беспощадно разрушал все иллюзии и вымыслы иезуитизма. Вопреки тенденции, стремившейся к провозглашению пап непогрешимыми, Мелер мужественно и смело, на основании тщательных церковно-исторических исследований, заявлял, что «отдельных пап поглотил ад», да и само «папство есть продукт невежества и варварства, а не наоборот» и «стоило бы только исчезнуть невежеству и варварству, папство пало бы само собою». Беспощадно бичевал он и иезуитов. Их «казуистика, – писал он, – есть атомистика морали и лишена жизненной и оживляющей силы. Эта деятельность иезуитов во многих отношениях отравляла самую сердцевину христианской жизни. Религиозная глубина, строгость святой нравственности, серьезная церковная дисциплина – все это должно было по необходимости погибнуть. По самому своему существу все внутреннее превращая во внешнее, иезуиты и самую церковь стали понимать как государство, а затем – в силу естественной связи – всю власть предоставили папе и его владычество распространили до бесконечности. – Иезуиты угрожали опустошить всю церковь, лишить ее всякой силы и внутренней жизни. Хотя уничтожение их ордена было делом крайнего насилия и сопровождалось грубейшими несправедливостями, однако в историческом отношении о них нечего жалеть». Понятно, что такой свободный богослов не мог быть приятен иезуитам, и они не только преследовали его в течение всей жизни, но старались запятнать его имя и после его преждевременной смерти (он скончался всего 42 лет от роду), производя всевозможные фальсификации в его сочинениях. Но, несмотря на всевластие иезуитов, имя Мелера все более возвышается в сознании лучших сынов христианского мира и оно дорого всем, кто истину церкви ставит выше всяких внешних соображений и веяний мира сего38.
Прямым преемником Меллера в области богословского мышления и церковной истории был знаменитый мюнхенский профессор Игнатий Деллингер. Его первое значительное сочинение (1826 г.) вышло под заглавием: «Учение о евхаристии в первые три века». Затем он по преимуществу занялся изучением церковной истории и предпринял большой курс истории христианской церкви, которой, впрочем, вышло только два тома; затем в 1836 г. он издал учебник церковной истории, и опять только до реформации. Затем большую известность получило его сочинение: «Реформация, ее развитие и ее влияние в области лютеранских исповеданий» (3 тома, 2-е изд. 1852 и сл. г.), в котором он старался собрать все, что было неблагоприятного для реформации, и которым он приобрел себе славу человека необычайной учености и образцового римско-католического правоверия. Между прочим, в 1838 г. он принимал участие в спорах о смешанных браках, и в 1843 г. в вопросе о коленопреклонении. В первые годы своей деятельности он был ревностным поборником римско-католической церкви, ее стремлений и методов, и быстро повышался в своей службе, получив в 1849 году профессуру в Мюнхене. Но чем далее он углублялся в науку и присматривался к окружающей жизни, тем более в нем начало зарождаться сомнение в истине римского католицизма в его наличных формах. Большое смущение возбудил он у своих ультрамонтанских почитателей впервые в Пасху 1861 года, когда он, в ряде публичных лекций, прочел также и лекцию о находившемся тогда в опасности церковном государстве, причем доказывал, что светская власть папы (в злоупотреблениях которой он лично убедился в 1857 г. вовремя своего путешествия в Рим) отнюдь не безусловно необходима для католической церкви, и даже скорее служит ко вреду ей. Присутствовавший на лекции папский нунций демонстративно оставил залу собрания: все ультрамонтаны были вне себя от изумления, ужаса и гнева. Деллингер на осеннем собрании католических союзов в Мюнхене (1861 г.) сделал успокоительное объяснение по поводу своей лекции, и вскоре затем явилась его книга под заглавием: «Церковь и церкви, папство и церковное государство», в которой возбудившая ужас и недоумение лекция излагалась в несколько ослабленной форме. Но дальнейшие его сочинения, как «Этюды по политической, церковной и культурной истории последних шести веков» (1863 г.), а также «Папские басни средневековья» (1865 г.; 2-е изд. сделано проф. Фридрихом в Штутгарте 1890), отнюдь не были по вкусу ультрамонтанам. Правда, и в этих сочинениях, особенно в первом, еще довольно явственно выступает полемика против протестантизма вся обычной резкости; но все-таки в них уже оказывается больше справедливости немецкому реформатору, чем это обычно в римско-католических курсах церковной истории, и Деллингер характеризовал Лютера как «бурного народного человека, популярнейшую личность, какая только появлялась в Германии». Совершенно в духе Мелера и других выдающихся римско-католических богословов, принужденных примирять непримиримое, он в одушевленной похвальной речи, восхваляя личность папы, в тоже время свободно бичевал все злоупотребления в церковном государстве. На конгрессе ученых в Мюнхене он боролся за свободу науки. Папу он старался успокоить телеграммой, которую отправил в качестве председателя конгресса. Но иезуиты обнаружили замечательную прозорливость и, предвидя опасность со стороны Деллингера, уже в то время начали ядовито издеваться над знаменитым ученым на страницах своего лейб-органа Civilta Cattolica. И опасения их оправдались. Когда возник вопрос о ватиканском соборе, имевшем своею целью установление догмата папской непогрешимости, то Деллингер, стоя на вершине своей ученой славы в качестве церковного историка, уже открыто выступил против этой затеи и, как известно, открыто перед всем миром заявил, что и как ученый, и как христианин, и как патриот, он не может признать этого самоизмышленного догмата. Вследствие этого, он сделался основателем и родоначальником старокатолического движения, которое именно имело своею целью устранить все позднейшие папские наслоения в римском католицизме и возвратить церковь к ее первоначальным основам, выработавшимся во время первого тысячелетия. За это он подвергся большому отлучению; зато его мужество в борьбе за истину повсюду возбудило восторг к его личности: в Вене ему дали почетную степень доктора философии, в Марбурге, Оксфорде и Эдинбурге – почетную степень доктора прав, а сенат мюнхенского университета единогласно избрал его своим ректором (1871 г.). Тем не менее, по козням ультрамонтанской партии иезуитов, с этого времени аудитория его начала заметно пустеть. Хотя по преклонности лет Деллингер впоследствии принимал мало участия в делах старокатолицизма, зато тем ревностнее он принимал участие в рассуждениях о единении церквей, и уже в преклонных летах вместе с другим старо· католическим ученым, Рейшем, он издал замечательную своею ученостью историю католических нравственных споров (в 2 томах), и затем единолично еще издал, также в 2 томах, важные этюды по истории сектантства в средние века. Вскоре затем он умер (в конце 1889 года), имея девяносто один год от роду.
Из других богословских писателей можно отметить Штауденмайера, который также своею независимостью в области догматики причинил много хлопот иезуитам (его главные сочинения: «Иоанн Скотт Эригена и наука его времени»; «Дух Божественного Откровения или наука исторических принципов христианства"; «Философия христианства или метафизика Св Писания»; «Христианская Догматика», в 4 томах; «Протестантизм в его сущности и развитии», в 3 томах, и друг.). Другой сродный с ним богослов, мюнхенский профессор Фрошаммер, также издал несколько замечательных сочинений, как «О происхождении человеческой души» (3854 г.), «Введение в философию», «Свобода науки», «О соединении католицизма и протестантизма», и друг., причем его независимая мысль также возбуждала сильное недовольство в Риме, и некоторые его сочинения занесены были в индекс запрещенных книг. В полной уверенности, что он не учил ничего противного церкви, он почтительно просил о пересмотре его дела и об отмене этого запрещения. Но результат был как раз обратный: это было сочтено за дерзкое противление власти, он лишен был духовного сана, и студентам запрещено было посещение его лекций. Фрошаммер протестовал, студенты поднесли ему одушевленный благодарственный адрес, и его аудитория стала наполняться еще больше, чем прежде. Позже, однако, он, отвергнутый старокатоликами, действительно уклонялся все дальше и дальше от положительной веры. Из его сочинений можно еще отметить полемическую книгу, направленную против сочинения Штрауса, «Новая наука и старая вера» (1873 г.), в которой он доказывает, что «хотя старая вера и несостоятельна, но что и новое знание не может заменить ее, а что веру можно восстановить только через возвращение к христианству Самого Христа».
Рядом с богословами выступало несколько выдающихся церковных историков, из которых, кроме упомянутого Деллингера, можно назвать еще Гефеле, который с 1840 г. был профессором в Тюбингене, с 1869 г. епископом роттенбургским († 1893). В своих ученых исторических исследованиях по вопросу о папе Гонорие, он смело разоблачал всю неправду папства, и поэтому сделался одним из опаснейших противников догмата папской непогрешимости. Как известно, он был одним из самых стойких представителей оппозиции на ватиканском соборе, но впоследствии и он, вместе с другими членами оппозиции, должен был подчиниться гнетущему авторитету папства, хотя никогда в душе не переставал быть противником новоизмышленного догмата. Самым замечательным его трудом является его знаменитая «История соборов», в 7 томах, с 1855 г., 2-е изд. с 1873 г. Этот труд изобилует богатством исторических сведений, и в действительности есть лучшая история соборов, хотя, по резкому выражению историка Газе, в ней римско-католический епископ задушил ученого. Профессор Гергенретер в Вюрцбурге прославился тенденциозной монографией «О Фотие и греческой схизме», равно как и своей борьбой против ватиканских стремлений. Но особенно его «Руководство ко всеобщей церковной истории» (в 4 томах, с 1876 г.) доставило ему почетную известность в Риме, так что Лев XIII в 1879 г. возвел его в сан кардинала, и назначил ватиканским архивариусом, с возложением на него поручения основательного преобразования этого архива (†1890). Значительную свободу мысли проявил известный историк, мюнхенский профессор Пихлер, который своею историческою правдивостью и добросовестностью в исследовании, однако, возбудил против себя сильное в Риме негодование, и его известная «История церковного разделения между Востоком и Западом»(1864 г.) занесена была в индекс запрещенных книг. В своих позднейших сочинениях и исследованиях он все более отчуждался от папизма и все более одушевлялся идеей немецкой национальной церкви. К сожалению, его безграничная библиомания, во время его позднейшей службы в качестве помощника библиотекаря в Императорской Публичной Библиотеке в С.-Петербурге, скоро привела его к печальной судьбе, и он умер в ссылке в Сибири († 1874).
Немало выдающихся произведений дано римско-католическими учеными и в области апологетики. Из них самым замечательным является сочинение вюрцбургского профессора Геттингера († 1890), замечательнейшее произведение которого «Апология христианства» (в 2-х томах, 6-е изд., 1885 г.) известно и на русском языке. Затем в этой же области большою известностью пользуется сочинение боннского профессора Рейша, впоследствии старокатолика. Особенно замечательно его сочинение «Библия и природа», которое в отдельных извлечениях и изложениях известно и в русской литературе. Для обобщения научных работ римско-католические ученые по временам собираются на конгрессы, и первым таким «конгрессом ученых» был конгресс мюнхенский в 1863 г. Он вызван был все очевиднее становившимся разладом между светской наукой и богословием, особенно в университетах. Чтобы исследовать причину этого разлада и, по возможности, устранить ее, Деллингер, вместе со своим сотоварищем Ганебергом, созвал конгресс в Мюнхене, на котором присутствовало до ста римско-католических ученых, по преимуществу богословов. Конгресс продолжался в течение четырех дней, причем Деллингер, избранный председателем собрания, произнес блестящий доклад «о прошлом и настоящем католического богословия». Высказанные в этом докладе мысли оказались крайне резкими и невыносимыми для слуха представителей новой схоластики и иезуитов, и вызвали оживленные дебаты и прения. Хотя Деллингер своими объяснениями и успокоил подозрительность иезуитов и папы, однако, когда протоколы собрания были изданы in extenso, то последовало папское бреве, которое ограничивало дальнейшие подобные конгрессы известными условиями, и эта мера пагубно отозвалась на последующих собраниях, так что все предприятие впоследствии расстроилось, и если и теперь еще по временам собираются «конгрессы», то они ведутся под строгим контролем иезуитов.
Собственно римско-католическое богословие, по преимуществу в научном смысле, разрабатывалось лишь в Германии. В других римско-католических странах оно находилось почти в полном застое, за исключением разве Франции. Там, на почве ультрамонтанства, в качестве крайнего протеста вырос и сильно развился библейский рационализм, выразителем которого выступил воспитанник семинарии св. Сульпиция Эрнест Ренан, внесший крайнее разложение в религиозную жизнь французского народа39. Но его произведения вместе с тем послужили толчком к оживлению библейско-исторической науки, на поприще которой с большим успехом трудятся такие почтенные ученые, как аббат Вигуру (наиболее известны из его сочинений: «Библия и новейшие открытия», в 4 томах для Ветхого Завета и в 1 томе для Нового, «История рационализма» и многие другие), аббат Ле-Камю («Жизнь Иисуса Христа», 3-е изд. 1879 г.) и знаменитый проповедник Дидон († 1900), которого книга «Иисус Христос» (в окт. 1890 г.) в несколько недель разошлась более чем в десяти тысячах экземпляров в одном Париже, и переведена была на несколько европейских языков, в том числе и на русский. Научному движению в области римско-католической церкви немало содействовал папа Лев ХIII. Сам высокообразованный человек и основательный ученый, он оказал важную услугу особенно церковно-исторической науке, открыв сокровища ватиканских архивов в 1880 г. не только римско-католическим, но и протестантским исследователям, лелея мысль, что история послужит наилучшим подтверждением папства и изобличением сект. Одним из трех префектов назначенной для этого дела комиссии был известный латинский историк-зилот, кардинал Гергенретер, и такое назначение ясно показало, в каком смысле папство понимает истины истории40.
Укрепляясь внутренне, римская церковь в XIX веке неизменно еще с большею ревностью стремилась к внешнему расширению посредством миссий. Для обращения язычников образовалось несколько больших миссионерских обществ, из которых самое значительное есть «Лионское общество распространения веры». Как в большей части и все великие учреждения, это общество возникло из малых начатков. В 1819 году одна горожанка в Лионе получила от своего брата, учившегося в Париже в миссионерской семинарии св. Сульпиция, письмо, в котором брат, изобразив полный упадок средств этого учреждения, просил приступить к сбору пожертвований. Ей удалось основать союз ремесленников, члены которого еженедельно вносили по одному су. Союз мало-помалу распространился, потому что был в духе того времени, и доходы его с течением времени возрастали все более; затем образовалось много разветвлений и групп каждая из 10 членов, которые также еженедельно платили по одному су. Наконец деятельность общества получила особенную жизненность и известность, когда основан был ими собственный журнал «Анналы для распространения веры». В 1852 году журнал печатался уже в 162.000 экземплярах, из которых 86.000 на французском языке, 23.000 на немецком, 14.000 на английском, 4.500 на фламандском, 3.000 на итальянском 2.000 на испанском и 1.100 на голландском. Издержки по печатанию и редакции требовали 259.360 франков. Каждый экземпляр стоил обществу 1½ франка, а благодаря взносам членов десятичных обществ приносил 26 франков. Чистый доход тогда составлял 3.935.149 франков, а с того времени он еще более возрос. В настоящее время журнал печатается на 10 европейских языках в количестве 250.000 экз. и доход «общества» доходит до 7.000.000, франков. Лионский совет распоряжается этими суммами под руководством римской пропаганды. Это общество содержит из своих средств до 140 епископов и 5,000 священников, получающих очень скромное жалованье
В самом способе ведения миссионерского дела продолжали соблюдаться старые приемы, которые заключаются совсем не в том, чтобы сначала научить новообращаемых и затем уже крестить их, а в том, чтобы просто внести их в список новоприобретенных христиан. Такого способа ведения миссионерского дела не скрывал даже и журнал пропаганды. В январском выпуске «Анналов» за 1841 год миссионер Батильон писал с острова Валлиса: «Чтобы не иметь при крещении детей никаких затруднений, даже на глазах матери, я всегда ношу при себе один флакон с благовонной, а другой с простой водой. Когда оказывается где больной ребенок, то я выливаю из первого несколько капель на его голову, под предлогом облегчения страдания, и когда мать нежно втирает их, я незаметно полью на голову ребенка и другой воды, именно возрождающей воды крещения». Очевидно, это все те же иезуитские приемы, которыми римская церковь старается возможно больше захватить душ для приведения их к подножию наместника ап. Петра. Но не было недостатка и в геройском самоотвержении среди римско-католических миссионеров и многие из них погибали мученическою смертью, особенно на дальнем востоке. В 1837–39 годах свирепствовало кровавое гонение на христиан в Тонкине и Кохинхине, где с успехом трудились французские миссионеры; в 1866 году разразилось яростное гонение в Корее, где до 2.000 христиан были преданы смерти. Два года спустя открылось гонение и в Японии. В Китае миссия то пользовалась терпимостью, то должна была совершать богослужение в лесах и пещерах: все зависело от произвола местных мандаринов. В Пекине римско-католическая община к концу 30-х годов состояла из 24.000 душ. В 1839 году в придворной газете появилось известие о двух императорских принцах, отце и сыне, «которые почитают крест и образа». Императорским указом было постановлено в наказание за это «лишить их красного пояса, имена их изгладить из родословной таблицы, и их самих как рабов отправить в Татарию». Вражда китайцев впрочем, не столько направлялась против самого христианства, сколько против вторжения иноземцев. В 1870 году в Тьянцзине дело дошло до народного восстания, вызванного крайнею ревностью французских миссионеров об обращении туземцев. Среди народа распространен был слух, что французские миссионеры захватывают, китайских детей и насильно обращают их в «иноземных дьяволов». Консул был умерщвлен, а вместе с ним несколько священников и сестер милосердия; миссионерский дом, собор и консульство погибли в пламени. Подобные же вспышки затем повторялись несколько раз, но достигли небывалой степени в 1900 году, когда противохристианское движение внезапно распространилось почти по всему Китаю, фанатики огромного тайного общества «Большего Кулака» решили окончательно истребить христиан и иноземцев, и действительно совершались кровавые зверства, от которых погибли десятки тысяч христиан с их храмами и миссиями. Эта страшная вспышка языческого фанатизма в огромном государстве против христианства, потребовавшая вмешательства всей Европы, грозно напомнила христианской Европе, как она еще мала и ничтожна в сравнении с языческой Азией.
В С. Америке римско-католическая церковь также продолжала вести свою пропаганду и достигла весьма важных результатов. Алгонкины и ирокезы в 1831 году отправили ленту и сандалии своей работы «святому отцу» за то, что он послал к ним в пустыню человека в черной одежде, слушая которого, они познали истинного Бога и нашли мир между собою.
Особою буллою папство восстановило в Африке алжирскую епископию, возобновившую великие воспоминания о древней африканской церкви; епископ Дюпах заложил на развалинах Иппона, знаменитой резиденции бл. Августина, в 1838 году фундамент церкви, и это дело закончилось благодаря просвещенной ревности кардинала Лавижери († 1892), который не только окончательно восстановил карфагенскую церковь (к сожалению – конечно в виде римско-католической церкви), но и оказал великую услугу страждущему человечеству в Африке своей борьбой против широко развитого там зла – торговли рабами.
Старокатолицизм, его происхождение, история и теперешнее состояние41
Протесты против ватиканского догмата. – Напрасные ожидания и печальная действительность. – Движение среди профессоров. – Заявление Деллингера, и начало старокатолицизма, как независимой от Рима общины. – Распространение старокатолицизма в Швейцарии. – Отклики в других странах. – Объявление начал вероисповедания старокатолицизма в 1889 г. Международные старокатолические конгрессы. – Формальные комиссии по вопросу о воссоединении. – Теперешнее состояние старокатолицизма.
Ватиканский догмат, как мы видели, еще до его окончательного определения вызвал многочисленные возражения со стороны многих епископов и особенно виднейших представителей науки. Но когда он был окончательно утвержден, и надежды благомыслящих католиков на то, что благоразумие возьмет верх и ватиканский догмат в его крайней форме не будет принят собором, не оправдались, то это с очевидностью убедило представителей оппозиции в том, что в римско-католической церкви окончательно восторжествовало ультрамонтанство с его боготворением папства, и что для спасения истины остается одно только средство – открыто выразить протест против него. И этот протест нашел себе выражение в лице лучших представителей римско-католической богословской науки, – профессоров университетов мюнхенского, бреславльского и мюнстерского. Почив в этом протесте взял на себя пражский профессор Шульте. 1 июля 1870 года он отправил к профессорам: тюбингенского университета – Куну и мюнхенского – Деллингеру письма, в которых проводилась мысль, что противникам ватиканского догмата хорошо было бы устроить в Штутгардте, или другом каком-нибудь городе по их выбору, съезд для обсуждения положения дела, причем сам брал па себя задачу, сообща с ними, составить особую записку с выражением протеста против решения ватиканского собора и дать ей возможно широкую огласку. Оба профессора отнеслись с полным сочувствием к предложению пражского профессора. Получив благоприятные ответы, Шульте немедленно приступил к составлению записки, которая затем была разослана в различные немецкие рим.-католические университеты с предложением, кому угодно из профессоров подписаться под ней, дабы с этими подписями можно было затем обнародовать самый протест. В ответ на это предложение Шульте вскоре же получилось до 60 профессорских подписей от университетов: мюнхенского, тюбингенского, боннского, бреславльского, мюнстерского и вюртембергского; имена всех выдающихся ученых Германии, как: Деллингера, Фридриха, Рейша, Лянгена (профессора богословия в боннском университете), Рейнкенса, Вебера и др., красовались в длинном ряду этих подписей. Заручившись согласием таких авторитетов науки, Шульте оставалось только обнародовать составленный им протест. Однако, обстоятельство, последовавшее затем, именно оставление представителями меньшинства ватиканского собора прежде его окончания, затормозило начатое с таким заметным успехом дело, тем более, что некоторые из профессоров, подписавших его, как напр. Кун, Рейш и некоторые другие, узнав о том, что епископы оппозиции оставили собор без всякого заявления своего протеста против его решения, потребовали свои подписи назад, потому что без поддержки епископов считали этот протест едва ли могущим иметь какое-либо значение. Но эта первая неудача не могла уже остановить возникшего движения. Уже одно обилие выдающихся лиц, подписавшихся под протестом Шульте, ясно говорило за то, что это движение не есть что-либо мимолетное, скоро преходящее, что оно не может скоро заглохнуть. И действительно, вскоре оно возгорелось с еще большей силой, особенно когда во главе его стал более опытный вождь – знаменитый мюнхенский профессор церковной истории Игнатий Деллингер. В конце июля и начале августа он разослал по различным местам Германии циркуляр с приглашением собраться 25 августа в Нюренберге для выражения общего протеста определениям ватиканского собора, дабы, как говорилось в циркуляре, «через молчание и единичные поступки отдельных вождей образующегося общества не способствовать усилению иезуитской партии». Само собою разумеется, голос такого высокоуважаемого лица, как Деллингер, должен был возбудить сильное волнение в среде римско-католического мира. В конце августа 1870 года, таким образом, готовилась громадная анти-ватиканская манифестация. Но еще ранее этого, сначала в Мюнхене а потом в Мюнстере и Бреславле, движение было вызвано к жизни следующим, чисто случайным обстоятельством. В Мюнхене всех возмутило бестактное поведение мюнхенского архиепископа Шерра, который первоначально принадлежал к оппозиции, но затем, по прибытии в Мюнхен, вдруг сделался горячим поборником ватиканского догмата, так что определение его поместил даже в приложении к своему пастырскому листку. Такое поведение архиепископа возбудило сильное негодование в городе, в особенности в университете, профессора которого, в числе 43 лиц, в конце июля опубликовали протест следующего содержания: «Принимая во внимание то обстоятельство, что действительная и полная свобода заседаний на ватиканском соборе была затрудняема порядком делопроизводства; что многие члены собора находились в безусловной зависимости от римской пропаганды, и, сверх того, на епископов от папы было употреблено сильное моральное давление, мы, нижеподписавшиеся, единодушно объявляем, что не можем признать ватиканского собора свободным вселенским собором, и его заключениям не можем придавать никакого значения, в особенности же отвергаем положение о личной непогрешимости папы, как не имеющее основания ни в св. Писании, ни в св. предании, и как явно противоречащее церковной истории». Едва это объяснение было опубликовано в «Аугсбургской Всеобщей Газете», как в той же газете появилось заявление от 12 профессоров бреславльского университета и 6 профессоров мюнстерского о том, что они, вполне разделяя мнение ученых коллег мюнхенского университета, присоединяют свои имена к именам этих последних в их протесте против ватиканского догмата. Еще не успело изгладиться впечатление, произведенное этими протестами, как в этом же духе заявлен был протест и со стороны не одних только представителей науки, но и вообще представителей общества. 14 августа 1870 года, под влиянием главным образом адвоката города Кобленца, Адамса, и старшего учителя того же города Штумпфа, в городке Кенигсвинтере, лежащем неподалеку от Бонна, состоялось громадное собрание (до 1.359 человек), в котором приняло участие, кроме профессоров университета, множество купцов, фабрикантов, аптекарей, офицеров и представителей других сословий. От лица этого разнохарактерного собрания, соединившегося для одной общей цели – протеста папству, под руководством профессоров Диринга, Рейша и Лянгена, было составлено и затем опубликовано в «Кельнской Газете» следующее заявление: «Принимая во внимание то обстоятельство, что состоявшемуся в Ватикане собору недоставало полной свободы, и важные решения его были составлены не с должным согласием, нижеподписавшиеся католики объявляют, что они не признают декретов ватиканского собора об абсолютной власти папы и его личной непогрешимости, но отвергают эти декреты как новшество, стоящее в противоречии с древнею верою церкви». Спустя несколько дней после этого многочисленного собрания состоялась, наконец и давно ожидаемая конференция в Нюренберге, на которой движение приняло вполне определенный характер, не только в смысле протеста против папства, но и в смысле первого шага к образованию самостоятельной общины, независимой от Рима. На этой конференции было заявлено решительное требование созвания в христианском мире истинного вселенского собора для осуждения римской церкви, как зараженной ересями «Мы убеждены, – говорится в заявлении от имени этой конференции, – что продолжительное молчание о возвещенных через буллу Pastor aeternus папских декретах и нам неприлично и для церкви вредно. В III главе Constitutio dogmatica prima de ecclesia Christi как догмат веры выставляется то, будто бы римский епископ имеет не только верховный надзор и верховное руководительство над церковью, но будто бы он обладает всеми церквами и каждою в отдельности, будто бы он имеет неограниченную и непосредственную власть над всеми церковными предстоятелями и каждым отдельно, и даже над каждым христианином. В IV главе затем выставляется, как богооткровенное учение веры, будто бы римский епископ, как учитель всех христиан в предметах веры и нравственности, обладает обещанною Христом церкви непогрешимостью, и что поэтому его решения будто бы непогрешимы сами по себе, а не в силу согласия с церковью. Эти положения мы не можем признать за изречения истинного вселенского собора; мы отвергаем их, как новое, церковью никогда не признававшееся учение». Сказав затем подробно о том, почему нельзя признать вышеуказанные два пункта вероучения ватиканского собора за определение собора истинно вселенского, составители нюренбергского заявления закончили его следующими многознаменательными словами: «Ввиду заблуждений, которые уже теперь внесены в церковь чрез новое учение и которые еще могут возникнуть в последней в будущем, мы просим тех епископов, которые восстали против этого учения и своим поведением на соборе заслужили благодарность католического мира, чтобы они всеми находящимися в их руках средствами содействовали скорому созванию истинного, свободного, и поэтому не в Италии, а вне ее, собора».
Это нюренбергское заявление, составленное от лица лучших представителей науки и даже смешанного общества, было тем шагом, который выводил новое движение прямо за пределы римской церкви. Так оно и понято было ультрамонтанской партией, от лица которой в официальном органе папы, «Catholic», прямо говорилось: «Нюренбергское заявление наполняет нас глубочайшею болью; оно возникло не на католической почве, оно есть формальное отречение от нашей общей матери – церкви. Впрочем, это заявление имеет и хорошую сторону: благодаря ему кризис кончился; тому опасному положению, при котором еще существовала известная неясность, так что истина и заблуждение, друг и недруг могли идти рука об руку, – этому положению зараз положен конец. Кто, посему, теперь подпишет это заявление, будет ли он мирянин или священное лицо, того постигнет анафема, которою ватиканский собор оградил оба пункта вероучения, отвергаемые здесь как новое, никогда не признававшееся церковью учение».
Так началось старокатолическое движение: возникнув сначала в Германии, оно потом быстро нашло себе сочувственные отклики по разным странам Западной Европы, возбуждая сочувствие во всех тех, для кого были еще дороги интересы религии и церкви. Ввиду такого живого сочувствия, встреченного новым движением, можно бы ожидать, что оно, как соответствующее назревшим потребностям, получит быстрое развитие, и действительно представит из себя грозный протест против крайностей папизма. Так этого и ожидали многие, и сочувствовавшие ему в различных странах громко высказывали уверенность, что, наконец, явилось движение, которое сломит своеволие Рима и послужит поворотным пунктом к возвращению его на путь раскаяния в своих исторических прегрешениях. Однако этой надежде не суждено было осуществиться, для чего были весьма важные причины. С самого начала движение обставлено было крайне неблагоприятными условиями, которые сильно тормозили его развитие. В ряду этих, неблагоприятно сложившихся для развития нового движения обстоятельств самым главным было вообще состояние западноевропейского общества того времени, к которому относятся появление и история старокатолицизма. Это было время, когда в среде западноевропейского общества, вследствие укоренившегося на Западе разлада между религией и культурой, получил сильное развитие материалистический скепсис, повлекший за собою охлаждение по отношению ко всякой религиозной истине. Проникнув в среду протестантских обществ, этот скептицизм не только не миновал высшего римско-католического мира, а напротив нашел в нем еще более благоприятную для себя почву – быть может отчасти потому, что там в гораздо большей степени, чем в протестантском мире, издавна чувствовалось противоречие между научной и религиозной областью. Старокатолицизм с его религиозным воодушевлением, с его верой в откровенную истину и с его ревностью против религиозного заблуждения, естественно при таком религиозном состоянии цивилизованного западного общества должен был показаться последнему анахронизмом. Подобное состояние западного общества не могло не отозваться тем более невыгодно на развитии нового движения, что оно, как движение не только религиозное, но вместе с тем и научное, могло, особенно на первых порах своего существования, найти себе отклик и сочувствие лишь в среде именно образованного общества; масса же простого народа первоначально не могла сочувствовать ему по той простой причине, что ватиканский собор в глазах ее являлся собором вселенским, а противники его – еретиками, так как именно в таком духе изображала их доступная для ее понимания мелкая ультрамонтанская пресса, из которой простонародье, по невежеству и неспособности читать ученые сочинения, и могло только получать сведения о совершавшихся в западном церковном мире событиях. Немало значения затем имели в этом отношении и политические обстоятельства времени. Как раз во время зарождения старокатолицизма возгорелась война между двумя главнейшими европейскими государствами – Германией и Францией, сосредоточившая на себе все внимание правительств не только этих государств, но и вообще всего европейского мира, так как от того или другого исхода этой борьбы зависело то или иное положение всех вообще европейских государств. При таких обстоятельствах, как германское, так и другие правительства, естественно могли упустить из вида то, что совершалось внутри римско-католического мира, и оставить новое движение без всякой поддержки. Так оно действительно и было. Старокатолическое общество долго после своего возникновения обращало на себя очень мало внимания со стороны правительственных сфер, оставаясь обществом юридически непризнанным. А так как от этого признания зависело, в сущности, все – и право на беспрепятственное удовлетворение разного рода церковных нужд, и материальное благосостояние нового общества, то это последнее, действительно, сразу же, при самом начале своего существования, оказалось в крайне стесненном положении, – в полнейшей материальной и религиозно церковной зависимости от курии. Последняя воспользовалась этим обстоятельством, чтобы сначала в Германии, а потом и в других государствах подавить только что зарождавшееся движение.
Оставляя пока в стороне простой люд, все свое внимание римская курия сначала сосредоточила на вождях старокатолицизма, в которых заключалась вся сила его. К какой тактике при этом прибегала курия, об этом можно судить по характерным словам, которые генерал иезуитов Беккс произнес еще на ватиканском соборе: «Если, – сказал Беккс – изменяется ветер, то изменяются и флюгера, причем прежде всего, конечно, те из них, которые находятся высоко. Дайте теперь убедиться высшим церковным князьям в том, что им остается на выбор: или принять ватиканский догмат и продолжать жить в своем великолепии и славе, или лишиться должности, быть отлученным от церкви, обесчещенным и опозоренным, взять в руки нищенский посох, – дайте им хорошенько понять это, и тогда не нужно будет ни одного из них склонять на нашу сторону: все они поспешат сами, все». И тактика эта возымела силу. Еще в конце сентября 1870 г., когда главные вожди старокатолицизма, узнав о том, что некоторые из епископов оппозиции приняли составленное в Фульде послание в защиту нового догмата, собрались в Вене и разослали оттуда к остававшимся на ватиканском соборе верными своим убеждениям епископам особое послание – с увещанием не изменять своих убеждений, то из последовавших затем ответов можно было заключить, что из шести епископов, к которым были разосланы послания, только двое – Гефеле ротенбургский и Штроссмайер дьяковарский – остались верными высказанным ими прежде взглядам, остальные же четверо – Раушер венский, Шварценберг пражский, Грейн галленский и Михаил бамбергский – перешли на сторону ультрамонтанской партии. Вскоре затем сделалась также очевидной измена прежним убеждениям и со стороны епископов: Эбергарда трирскаго, Конрада Мартина паденбергскаго, Динкеля аугсбургского, Кеттелера майнтского и Фюрстенберга ольмютского. За ними, наконец, последовали и Гефеле ротенбургский и Штроссмайер дьяковарский; так что немецкое старокатолическое общество, таким образом, осталось совершенно без епископов. При таком положении, не имея пред собою оппозиции со стороны епископов, курии было не особенно трудно действовать прямо насилием по отношению к профессорам, как уже лицам подчиненным. При том некоторые из епископов не только изменили своим прежним убеждениям, но даже еще старались подслужиться Ватикану, и с этою целью стали принимать разные насильственные меры, чтобы поколебать убеждения у тех старокатоликов, которые остались верными им, и, конечно, прежде всего, у тех из борцов за старокатолическую истину, которые своею ученою деятельностью могли быть особенно вредны для папства, т. е. у профессоров рим.-католических факультетов. Особенно усердным оказался в этом отношении мюнхенский архиепископ Шерр, который 20 октября 1870 г. отправил богословскому факультету мюнхенского университета отношение с требованием «ясно и определенно высказать свои мнения относительно определений ватиканского собора». Семь профессоров университета, после долгих колебаний уступили епископскому давлению, признав в отправленном 29 ноября архиепископу объяснении «вселенский характер ватиканского собора, и определений ого, в особенности определения о церкви Христовой». Зато двое из профессоров, наиболее известных своею ученою деятельностью – Деллингер и Фридрих – решительно отказались изменить своим убеждениям. Напрасно архиепископ принимал всякие меры, чтобы склонить выдающихся профессоров к подчинению Ватикану, и прибегал даже к заискиваниям. Но когда все средства оказались безуспешными, то архиепископ решил прибегнуть к строгим мерам, и угрожал им отрешением от должности. Обоим профессорам был назначен срок; но вот прошел и срок, а непреклонные борцы за церковную истину остались при своем убеждении, и сначала проф. Фридрих (15 марта), а затем и Деллингер (29 марта) дали окончательное объяснение, в котором стояли на своем убеждении, решительно отвергая ватиканский догмат. Особенно замечательно было объяснение Деллингера, которое, по силе духа и основательности суждений, стало одним из замечательных церковно-исторических памятников нового времени. В нем, прежде всего, с беспощадною ясностью доказывалась несостоятельность нового догмата, как противоречащего св. Писанию, св. преданию и всей истории церкви; потом, с не меньшею ясностью и обстоятельностью, доказывался невселенский характер ватиканского собора, который по тирании, выразившейся на нем, напоминал собою разбойничий собор 449 г., и наконец, в заключении говорилось о тех ужасных последствиях, которые неизбежно повлечет за собою ватиканский догмат. «Власть, присвояемая папе по ватиканским определениям, – говорилось в этом объяснении, – безгранична, необозрима, она может простирать свои действия всюду, где, – как говорит Иннокентий III, – есть грех, может каждого подвергать наказанию, не терпит никакой апелляции... При новом догмате папа всегда одним словом urbi может каждое положение, учение и требование сделать непогрешимым догматом веры... Как христианин, как богослов, как историк и как гражданин, я не могу принять нового догмата. Как христианин: ибо он несовместим с духом Евангелия и с ясными изречениями Христа и апостолов...; как богослов: ибо он стоит в непримиримом противоречии со всем истинным преданием церкви; как историк: ибо я знаю, что... выражающее в этом догмате стремление осуществить теорию мирового господства обагрит Европу потоками крови, опустошит страны и разрушит прекрасное здание древней церкви... Как гражданин, наконец, я не могу принять нового догмата, ибо он, с его притязанием на подчинение государств, монархов и всего политического строя папской власти... поведет к гибельной розни между церковью и государством... И если бы это учение, от последствий которого погибла древняя Германская империя, восторжествовало, наконец в католической части Германии, оно немедленно бы посеяло семя неисцельного разложения в только что созданной новой империи».
Можно себе представить, какой переполох и раздражение вызвало в ультрамонтанском лагере только что приведенное объяснение Деллингера! Ультрамонтанская пресса, еще недавно провозглашавшая Деллингера величайшим церковным историком, теперь метала на него громы и молнии, называя знаменитого маститого историка еретиком, вторым Лютером, демагогом, Иудой предателем, поклонником лжи, изменником Богу, церкви и себе, и, наконец, даже помешавшимся в уме стариком. Со своей стороны и архиепископ Шерр, сделав еще раз попытку в пастырском послании убедить Деллингера, наконец пригрозил ему и его собрату Фридриху торжественным публичным отлучением от церкви. Вскоре затем угроза была осуществлена: 17 апреля 1871 г. был отлучен от церкви Деллингер, а в следующий день проф. Фридрих, причем об отлучении того и другого было доведено до сведения короля и министерства. В то же самое время подобные же репрессалии ультрамонтанской партии против ученых вождей старокатолического движения начались и в других местах. 20 сентября 1870 г. кельнский викарный епископ Баудри, от лица архиепископа Мельхерса, обратился к профессорам боннского университета Рейшу, Гильгерсу и Лянгену с требованием признать содержащееся в ватиканских декретах учение за богооткровенную истину. После того, как профессора решительно отказались подчиниться этому требованию, как противоречащему их убеждениям, Мельхерс (8 октября) уже сам лично потребовал подчинения его велениям, в противном же случае грозил им не только запрещением преподавания богословия в университете и вообще запрещением права учительства где бы то ни было, но даже высшей мерой духовного наказания, т. е., отлучением от церкви. Вследствие нового отказа профессоров, первая из этих кар действительно (4 ноября 1870 г.) постигла Рейша, Гильгерса и Лянгена. Вслед за тем та же кара постигла профессоров: браунсбергской коллегии Михелиса и бреславльского университета Бальцера, Рейнкенса, Вебера и др. (20 ноября 1870 г.). Такая система насилий и гонительства, конечно, тяжело отзывалась на всем движении, ставя в безвыходное положение главных его вождей; к счастью, самая крайность этих мер вызвала протест со стороны некоторых правительств, и особенно Пруссии. Вслед за отнятием кафедр кельнским архиепископом у профессоров боннского университета – Рейша, Гильгерса и Лянгена – 18 ноября 1870 г. последовало на имя министра народного просвещения Мюллера категорическое заявление от совета боннского университета о той громадной опасности для науки, какую может повлечь за собою образ действия ультрамонтан. епископов в роде кельнского. Вследствие этого заявления, министр после безрезультатной переписки с архиепископом издал два рескрипта, в коих содержались, с одной стороны, осуждение незаконного образа действий кельнского архиепископа, как превысившего в своих действиях принадлежавшую ему власть; с другой стороны, дозволение отрешенным профессорам снова начать прерванные чтения, причем министр добавлял, что за отказ этих профессоров подчиниться требованиям архиепископа относительно признания ватиканских определений, и вообще за все их поведение во время столкновения с Мельхерсом, «государство не может сделать им никакого упрека». Вследствие этих рескриптов, Рейш и Лянген снова возобновили свои прерванные было чтения в университете. Ввиду того, что прусское правительство, само почувствовав силу папского абсолютизма, в это время открыло поход против него, особенно в области народного образования, старокатолическое движение, как составлявшее живой протест против того же абсолютизма, было ему на руку, и знаменитый государственный канцлер Германской империи князь Бисмарк открыто стал принимать сторону старокатоликов, чем оказал – к сожалению только на время – большую поддержку всему движению. Одновременно с благоприятным поворотом в отношениях светской власти к старокатолицизму в Пруссии, такой же поворот в отношениях к нему обнаружился и в другом государстве, союзном Германской империи – в Баварии. И там, как и в Пруссии, видимым выражением этого служило, прежде всего, сочувствие правительственной власти к отлученным от церкви профессорам Деллингеру и Фридриху. Вскоре же после объявленного им отлучения, обоим им было высочайше даровано звание членов капитула Максимилианского ордена, и; кроме того, Деллингер получил от баварского короля Людвига II письмо, в котором глава государства, с одной стороны, хвалил его за твердость, обнаруженную в вопросе о признании догмата папской непогрешимости, а с другой сожалел о поведении архиепископа Шерра, объясняя это поведение малодушием, происшедшим от старости. Кроме Пруссии и Баварии, старокатолицизм встретил некоторое сочувствие и со стороны других германских государств, как в Бадене, Вюртемберге и др. Все это в значительной степени подняло дух старокатоликов, и они могли заняться внутренней организацией своей общины. С этою целью созван был первый старокатолический конгресс в Мюнхене (22 – 24 сент. 1871 г.), который дал санкцию для образования самостоятельных общин, высказав желание, чтобы «во всех местах, где существует потребность и где есть достаточное количество людей, составлялись правильные приходы». С этого времени собственно, начинается появление старокатолических общин в различных местах, как в Германии, так и в Швейцарии.