Религиозные итоги века. Выдающаяся роль протестантизма, как передовой, прогрессивной религии просвещенного Запада. Глубокое влияние протестантской богословской науки на нашу богословскую литературу Отражение протестантских влияний в русской науке и жизни. Необходимость серьезной борьбы с ними. Основательное, всестороннее знакомство с протестантизмом, как противовес поверхностному увлечению им. Исторический очерк протестантизма за последний век, как наилучшее средство достигнуть намеченной цели.
Когда великий царь-преобразователь вывел Россию из ее векового, доморощенного застоя и направил на путь реформ, он с самого же начала поставил ее в культурную зависимость от Запада. С тех пор западный мир, как представитель высшей культуры, стал служить примером и образцом для России; и подражание ему – сначала вынужденное и невольное, а затем охотное и добровольное – сделалось идеалом жизни и деятельности передовых русских людей. За этим историческим движением к Западу, как очагу культуры и прогресса, нельзя не признать важного, просветительного значения, так как почти исключительно ему мы обязаны своими современными успехами во всех областях науки и жизни. Но при всей осязательности положительного влияния, это рабское подражание Западу, бесспорно, имело и свою оборотную сторону. Как всякое крайнее увлечение, оно часто грешило пренебрежением к истории и недостатком критики. Не зная тех исторических условий, на почве которых вырастали и складывались те или другие культурно-бытовые особенности или научные традиции западной Европы, русские западники иногда пересаживали на родную почву то, что было ей чуждо, и потому не могло привиться, а производило лишь насильственную ломку своего, исторически сложившегося уклада жизни. С другой стороны, благоговея пред всем, чем живет и мыслит Запад, эти восторженные поклонники его, наряду с пшеницей собирали и плевелы, вместе с семенами истинного просвещения подбирали и различные культурные отбросы. В особенности опасно и пагубно было подобное подражание Западу в сфере религиозных отношений. Здесь каждая слабая попытка пересадки инославных верований и взглядов на русскую почву есть уже, в сущности, измена чистоте православия. А между тем за XIX век больше, чем за какой-либо другой, мы были далеко не безупречны в этом отношении. Идя по стопам западной Европы, в начале его мы сочувственно встречали французское религиозное вольнодумство: затем по окончании наполеоновских войн, продолжая идти по тому же пути, мы покровительствовали иезуитам и разным мистикам и сектантам. Но едва ли не больше всего, почти целых три четверти века, мы увлекались протестантизмом. Действительно, из всех религиозных исповеданий инославного Запада протестантизм – передовая, прогрессивная религия просвещенного Запада – невольно производит особенное обаяние и с внутренней, идейной его стороны – как религия духа и свободы, и с внешней – практической, как прекрасная, по-видимому, организация церковного управления и наилучшее осуществление благотворительно-просветительных задач Церкви. Будучи по самой своей исторической основе отрицанием того духовного рабства, которое создано и усиленно поддерживается римским католицизмом, протестантизм освободил религиозную совесть от внешнего гнета и провозгласил свободу духовной жизни. А известно, ничто так не очаровывает и не привлекает к себе, как свобода – этот Архимедов рычаг всякой жизненно-творческой деятельности и культурного прогресса. «И действительно, как только протестантизм провозгласил свободу духовной жизни, человеческий дух как бы воспрянул от векового сна, сбросил с себя цепи схоластики и умственная жизнь закипела»46.
Научная мысль, – преимущественно, научно-богословская – после жалкого застоя в плену схоластических формул, со времени реформации заявила себя усиленной деятельностью и сопровождалась результатами, поразительными по богатству и полноте материала, оригинальности и глубине его разработки. Но вместе с этим здоровым, жизненным началом немецкий протестантизм заключал в себе и другое, зловредное, таил зерно того рационализма, который, постепенно развиваясь, естественным историческим путем довел протестантизм до внутреннего разложения, до утраты всякого бесспорного положительного содержания, едва не до полного отрицания религии вообще. Явление это вполне естественно. Протестантизм провозгласил свободу духа; но свобода предполагает известные нормы и законы, не регулируемая которыми она необходимо, в конце концов, переходит в распущенность и произвол. Это именно и произошло с протестантизмом – он отверг все внешние авторитеты, т. е. все нормы и законы, которые могли бы сдерживать свободу·в должных границах, а единственным критерием истины провозгласил человеческий разум, т. е личное мнение, откуда уже совершенно незаметен переход и к личному произволу каждого. Отсюда вполне понятно, что вся протестантская богословская литература пропитана рационализмом. «Этот роковой порок протестантизма был сознан еще первыми деятелями реформации, и тогда же были выработаны разные формулы исповедания, долженствовавшие служить нормой и критерием богословствующей мысли. Но раз провозглашен был простор индивидуальной мысли, такие формулы были лишь жалкими, бумажными плотинами, и конечно не им было остановить бурного потока разнузданной мысли»47.
Обеими этими своими сторонами, т. е как положительной, так и отрицательной, протестантизм оказал сильное влияние и на развитие нашей богословской науки XIX века. Ни для кого не тайна, что преобладающее большинство ученых трудов наших богословов обязано своим появлением на свет влиянию протестантской немецкой литературы, или дававшей богатое новое содержание церковно-религиозной науке, или ставившей новые задачи и возбуждавшей своими критическими воззрениями богословскую мысль к живой работе. Особенно много сделано протестантскими богословами в области церковной истории, филологии, исторической критики и экзегетики: так что наш известный церковный историк имел полное право сказать, что «кто не знает современной церковно-исторической науки германской, тот не знает вовсе этой науки»48. По заявлению другого авторитетного исследователя, «немецкое богословие идет в своем влиянии на нашу науку далее пределов нашей богословской науки, в сфере которой ни одно, сколько-нибудь претендующее на ученость, сочинение не обходится без пособия немецкой литературы; оно проникает и в общественную мысль. Известно, что враги религии пропагандируют немецкие книги отрицательного направления; на русский язык переведен был Фейербах, Штраус, Бюхнер (конечно негласной редакцией), Шопенгауер и Гартманн переведены почти целиком (гласной редакцией) и прочитаны всем образованным классом; а имя ново-тюбингенской, отрицательной школы Баура цитуется в каждой книжке или трактате, посвященных вопросам экзететическим»49. Новизна и богатство идей, смелость полетов фантазии, чарующая ясность и сила доводов при внешних признаках научной эрудиции – вот те свойства протестантской, преимущественно критической, богословской литературы, которые производят такое гипнотизирующее влияние на умы, в особенности на людей, ложно понимающих свободу исследования и поверхностно усвоивших религиозное учение. Таким образом, протестантская богословская литература оказала на русское общество скорее отрицательное, чем положительное влияние, в особенности, если иметь в виду так называемую «большую публику».
Воздействие протестантизма на русскую жизнь за XIX-й век не ограничивалось одной только отвлеченной, теоретической областью: нет, оно было гораздо тире, и глубже отразилось на церковно-общественной и морально-практической стороне русской жизни. Действительно, в том и другом отношении германский протестантизм представляет, по-видимому, немало поучительного. Организация церковного управления Евангелической церкви, как она поставлена, напр., в Пруссии, представляет такое гармоническое сочетание центральной власти (Верховный Церковный Совет) с местным, областным представительством (приходские советы и провинциальные синоды) и синодального устройства церкви с монархическим началом государственной власти, что тут, по-видимому, не остается и желать ничего лучшего. Отсюда, для многих она является заманчивым идеалом церковного устройства. Еще обаятельнее общественно-благотворительная и христиански-просветительная деятельность протестантизма, составляющая его лучшее украшение. Здесь в борьбе с невежеством и мраком, с недугами и бедствиями страждущего человечества, во всем величии и силе проявился свободный, возвышенно-гуманитарный дух протестантизма. Деятельное устройство внешних и внутренних миссий для борьбы с язычеством и иноверием, целая сеть общественно-благотворительных и просветительных учреждений, госпиталей, богаделен, рабочих домов, школ и т. п., которой, обыкновенно, бывают покрыты протестантские государства – вот прекрасные и достоподражательные плоды такой высокой, истинно-христианской деятельности...
Наконец, немало привлекательного представляет и личная религиозно-нравственная настроенность протестантов, имеющая часто и соответствующее выражение в их жизни. Серьезная, осмысленная вера протестантов, чуждая суеверий и предрассудков, их нередко высокое религиозное одушевление, их величественное в своей простоте богослужение, их строгое соблюдение покоя воскресного дня, их честность, правдивость и предупредительность во взаимных отношениях, наконец, их умеренность и воздержность в частной жизни – все это такие черты, которые не могут не привлекать к себе, и в особенности сильно действуют на доброе и из детства набожное сердце русского.
Таким образом, как теоретическая, так и практическая сторона протестантизма оказали бесспорное и довольно сильное влияние на русскую жизнь, с тем главным различием, что теоретическая, научная сторона протестантизма имеет больше влияния на высшие, образованные классы, привлекая их широтой и смелостью своих свободных гипотез, а иногда и разрушительной силой своих аргументов; внешняя же, практическая сторона протестантизма сильней действует на низшие слои общества, приходящие в непосредственное живое общение с протестантизмом и заражающиеся его примером, как это мы наблюдаем у себя на юге, покрытом сетью протестантских колоний. Отражение как положительного, так и отрицательного характера этих влияний мы встречаем у себя повсюду – и в науке, и в жизни: для примера достаточно указать хотя бы на широкое распространение мистико-рационалических идей Л. Толстого и на быстрое развитие штундизма, представляющего отражение протестантского пиэтизма.
Об опасности подобного заражения протестантизмом нам нет надобности особенно распространиться. Достаточно сказать, что даже увлечение тем, что есть хорошего и положительного в протестантизме, не может быть признано особенно желательным, поскольку последнее, в большинстве случаев, имеет нездоровую религиозную подкладку и требует такой критической осторожности, которая и вообще-то тяжела, а иногда и вовсе невозможна. Наконец, тут всегда предстоит опасность, что увлечение чем бы то ни было в протестантизме, в силу органической целости его составных частей, может последовательно привести к заражению и вредными, отрицательными сторонами протестантизма, которыми он несравненно богаче, чем первыми.
Ввиду серьезной опасности, внушаемой влиянием протестантизма на русскую науку и жизнь, необходима энергичная борьба с ним, которая бы сняла внешний привлекательный покров с протестантизма и во всей наготе открыла бы его внутреннее безобразие. Лучшим средством достигнуть этой цели будет воспроизведение основных моментов внешней истории протестантизма за последнее столетие и главных фазисов его внутреннего развития за это время, которое не голословными заявлениями, но самыми фактами истории показало бы, к чему пришел протестантизм ХIХ-го века путем последовательного развития своих основных начал.
Неандер, знаменитый историк церкви
Глава 1
Внешняя история протестантизма ХIХ-го века. Умственное брожение, вызванное французской революцией. Вульгарный рационализм. Немецко-идеалистическая философия. Материалистическое направление науки. Пиетизм и сектантство. Печальная картина полного внутреннего раздробления протестантизма и борьба различных направлений и партий. Унионистское движение. Краткая история унии Реакционное течение. Попытки внутреннего объединения протестантов на нравственной почве. – «Ферейн Густава Адольфа». «Евангелический союз». Протестантский союз. Внутренняя миссия и «Внешняя миссия». Отсутствие внутреннего идейного единства в протестантизме. Дальнейшее развитие процесса разложения в протестантизме и его вероятный исход.
Два самых крупных события всей повой Европейской истории, немецкая реформация XVI-го столетия и французская революция конца XVIII-го века стоять в бесспорной исторической связи и тесном взаимодействии. Религиозная революция Германии подготовила почву для специально-политической революции Франции. Принцип личной свободы и независимости от всяких авторитетов, провозглашенный реформацией, сделался жизненным нервом протестантской германской философии, где он был развит до самых крайних выводов. Идеи протестантской философии, в силу особых исторических условий, нашли себе гостеприимный приют в Англии, которая и делается той почвой, где вырастают и зреют семена новейшего рационализма, и откуда они переносятся впоследствии на почву других государств.
Особенно радушный прием эти идеи встретили в конце XVIII в. во Франции в школе свободных мыслителей-энциклопедистов – главных предтеч великой французской революции. Французская литература XIX-го века была полным эхом английской. Последователи школы Вольтера и энциклопедисты идут тою же дорогой, какой шли английские свободомыслящие философы (деисты): только они не останавливаются, подобно последним, на полпути, а проходят ее до конца. Цель, к которой стремились те и другие, была одна и та же, это – безусловная свобода мысли и совести: свобода в религии, свобода в политике, свобода в частной жизни. Но в средствах и способах ее осуществления французские энциклопедисты были гораздо решительнее и упорнее, необдуманнее и неразборчивее, чем английские деисты. Этим то, вероятно, и объясняется то обстоятельство, что французский энциклопедизм, будучи косвенным (чрез Англию) порождением протестантского рационализма, окончательно затмил последний и даже влиял на него, в смысле дальнейшего развития. «Отрицательное направление французской философии XVIII века скоро и громко отозвалось в Германии, сильно поддававшейся политическому и нравственному влиянию Франции. В ней появились самые смелые пропагандисты скептицизма и материализма французского из лиц, пользовавшихся особенным вниманием и покровительством короля прусского, весом и значением в высших слоях общества и имевших широкий круг для раскрытия своей деятельности (Ла-Метри, д’Аржан и др.)50· Благодаря этому, в Германии стал быстро и широко распространяться материализм, охвативший своими сетями, по преимуществу, людей приближенных ко двору и принадлежащих к высшему сословию, в том числе многих ученых и литераторов, проникая даже в среду пасторов, проповедников протестантского вероучения51. Но грубый, вульгарный рационализм с его логическим выводом в форме материализма не гармонировал с духом немецкого народа, и расходился с господствующим в ней идеалистическим направлением умов, а потому скоро встретил там сильную оппозицию себе в лице германской идеалистической философии, главными представителями которой были Кант, Гегель, Фихте и Шеллинг. Отлагая более подробное знакомство с мировоззрением этих философов до следующей главы, скажем только, что идеалистическая философия в отношении к религии проповедовала тот же рационализм, только в более утонченной форме: задавшись целью примирить веру с знанием, она решила разрушить всякую преграду. отделяющую область веры от области знания и слить первую с последним. Благодаря этому, вера должна была потерять свой истинный характер, лишиться души и сохранить только тень своего существования. Следовательно, в конце концов, философский идеализм приводил к тому же самому, к чему вел и открытый, вульгарный рационализм, т. е. к исключению всего сверхъестественного из области веры, к искажению и ослаблению, и едва ли не полному отрицанию самой естественной веры. Под приемами этого спиритуалистического рационализма выходило христианство без Христа. Евангелие – без таинств, откровение – без чудес, религия – без богопочтения и без истинного Бога». Это рационалистическое направление, произведенное новейшим идеализмом, было особенно сильно в Германии и действовало там в самых широких размерах, благодаря его полному соответствию с основным духом протестантизма и выдающейся популярности его творцов. На почве этой философии в протестантизме возникают различные реционалистические секты, как напр. социниане и антитринитарии, последователи Гуго Гроция и арминиане т. п. делавшие знаменем своего отделения отрицание тех или других из основных догматов христианства, в особенности напр. догмата Троичности.
Такие сильные успехи религиозного рационализма пробудили у многих благочестивых протестантов искреннее желание поддержать интересы веры и, по возможности, изгнать из общества революционный дух. Но подобное настроение умов и сердец от одной крайности приводило к другой, именно, способствовало усилению мистицизма и, ближайшим образом, вызвало возрождение пиэтизма. Под этим именем известно особое направление протестантизма, появившееся еще в ХVII веке во главе со Шпенером, которое все внимание свое сосредоточивало на внешней, практической стороне христианства, стремясь к деятельному проведению в жизнь начал истинного христианства. Но возрожденный пиетизм, пренебрегавший теоретической стороной христианства, находившейся в опасности от рационализма, не только не спас протестантизма от разъедавшей его порчи, но еще более усилил ее, посодействовав образованию новых сект, становившихся более или менее враждебными первоначальному протестантству, каковы были напр. методисты и, в особенности, сведенборгиане. Таким образом, и эта благая попытка поддержать веру окончилась неудачей.
Ввиду всего этого, положение протестантизма в исходе ХVIII-го и в начале ХIХ-го века представляло довольно печальную картину раздора и борьбы различных партий и направлений. Протестантскому вероисповеданию грозила двоякая опасность: или, при господстве рационализма, превратиться в одну из философских школ и подвергнуться обыкновенным их судьбам, – или, под влиянием мистицизма, сделаться достоянием различных мелких сект, с потерей более или менее значительной части отличительных своих черт. К счастью, чрезвычайные события в общественной и политической жизни Европы, ознаменовавшие начало XIX века, помогли протестантизму избежать такой участи. Великие войны этой эпохи, в особенности так называемая «Священная война» освобождения от наполеоновского гнета (1815–1813), произвели благодетельный переворот и в религиозной жизни Германии. В эти времена глубокого унижения, тяжкого ига и постоянной опасности, многие, ни в чем не видя помощи и спасения на земле, возводили свои взоры к небу, и – прежде чуждые веры – искали и находили в ней одной утешение»52. Такое возбуждение религиозного чувства вызвало реакцию духу отрицания и противодействие церковному разделению: первая была произведена протестантской богословской наукой, второе – самим обществом в главе со светской властью.
2. Первой и самой важной в ряду объединительных попыток раздробленного протестантизма была попытка церковно-государственного объединения протестантов, предпринятая прусским правительством и известная в истории под именем «Евангелической унии».
Внешним поводом, давшим толчок этому унионистскому движению Девятнадцатого века, послужил предстоявший в начале его трехсотлетний юбилей реформации (1517–1817) Так как разделение протестантов на лютеран и реформатов со множеством частных сект и направлений, находившихся в постоянной междуусобной борьбе, вело к полному ослаблению протестантизма и служило явным укором самому делу реформы, то лучшим средством ознаменовать великий исторический юбилей прусское правительство справедливо сочло попытку объединить раздробленный протестантизм и чрез то снять с него пятно внутреннего раскола. И вот, 27 сентября 1817 года прусский король Фридрих Вильгельм III особым указом запрещает употреблять в официальных бумагах самые слова: «лютеранская» и «реформатская» церковь, – предписав заменять их одним, общим для них, названием «Евангелическая» церковь. В воззвании короля проведена мысль о внутреннем слиянии разобщенных протестантских церквей в одно целое: «да превратятся две разделенные протестантские церкви в одну евангелически-христианскую, в которой союз двух образовывал бы одну вновь ожившую евангелически-христианскую Церковь в духе ее божественного Основателя»... «Смысл этого унионистского движения понятен. Соединить два протестантских исповедания, из которых одно есть дальнейшее развитие другого, – значит задержать в самом начале и основах эластическую силу протестантства, уничтожить в самом зародыше те вопросы, которые неизбежно ведут к рационализму, соединить общие силы протестантского мира для нового устройства церковной жизни. Поэтому-то в связи с унией и в одно время с ней явилась и другая мысль – о необходимости церковного устройства протестантских общин в древнем духе, о развитии богослужебных форм взамен отвлеченных форм протестантских и т. п.»53.
В самой истории унии различают три главных периода: первый простирался до 1834 года, второй до 1848 и третий с этого последнего до наших дней.
Первый период унии характеризуется стремлением к решительному внутреннему объединению лютеранства с реформатством до полного слияния их в одно вероисповедание. Впрочем, и в этом отношении существовали местные различия. Так, в Пфальце, Нассау, Бадене и некоторых других местах единственным авторитетом евангелической церкви была признана только Библия, а потому частные символы каждого из соединенных обществ теряли прежнее значение. Наоборот, эти символы сохранили свою прежнюю силу в Пруссии, где унией было предъявлено по отношению к ним лишь только то условие, чтобы члены лютеранских и реформатских символов, в которых существуют разногласия, не вели более к церковному разделению в самой жизни. Уния первого рода называлась отрицательной (negative Oder absorptive, иначе Lehrunion), второго вида – положительною (positive, Lobensunion).