Начальный период унии характеризуется господством первой унии, на стороне которой стояло прусское правительство во главе с виновником унии – Вильгельмом III. Заботясь о слиянии всех протестантов в единую «евангелическую церковь» оно, прежде всего, задалось целью создать однообразие богослужебного ритуала и ввести единство церковного управления. Поэтому, вскоре после учреждения «евангелической» церкви для нее издан был особый служебник (1821 – Kirchenagendae); почти одновременно с этим было приступлено и к внешней организации церкви, для чего была учреждена особая комиссия, которая пришла к соборному типу организации. Согласно ее проекту, в каждой приходской общине должен быть устроен «пресвитериум», в состав которого входили бы священник, патрон общины и известное число выборных членов. Раз в год все приходское духовенство должно составлять съезд или собор под председательством супер-интендента. Последние тоже раз в год составляют собор под председательством генерал-супер-интендента, являющегося в тоже время главою провинциального церковно-правительственного учреждения – консистории. Главная правительственная власть должна была принадлежать Высшей консистории или министру, а направление всего хода дел и верховное наблюдение за всем отдавалось в руки самого короля. Но проект этот не получил осуществления, главным образом, потому, что виновник унии – Фридрих Вильгельм III обнаружил излишнюю ревность, начав вводить унию с оружием в руках, чем многих и оттолкнул от нее. Так как на деле вероучение и жизнь связаны между собою гораздо теснее, чем предполагало прусское правительство, то проект Фридриха III, уничтожавший в сущности, обе главных протестантских церкви и создававший на место их третью – новую, при практическом проведении его в жизнь встретил неодолимые препятствия со стороны духовенства и народной массы. Сопротивления эти раздражили короля и он начал вводить унию вооруженной рукой, чем еще больше усилил нерасположение к ней. Так продолжалось дело во весь первый период унии, т. е. до конца царствования Фридриха Вильгельма III-го.
С 1834 г. начинается второй период истории унии. С этого времени управление прусским государством фактически перешло в руки сына Фридриха Вильгельма III-го – Фридриха Вильгельма IV-го, который держался иных принципов в церковной политике, желая, как он выражался, «поставить церковь на ее собственные ноги». Поэтому он с самого же начала своего царствования отнимает у унии принудительный характер – прекращает преследования старо-лютеран, возвращает им отнятые у них права и т. п. 28 февраля 1834 года новый король издал особый указ, в котором основной задачей унии поставляется «распространение духа терпимости и поддержание внешне-церковного общения», т. е. ей усвояется больший практически-жизненный характер. Только после этого Фридрих Вильгельм IV-й приступил к делу внешней организации Евангелической церкви, начатому, но не оконченному в предшествовавшее царствование. Желая сложить с себя бремя высшего епископата, он остановился на проекте такого устройства церкви, которое отчасти напоминало бы устройство апостольской Церкви, с разделением всей страны на церкви или общины, с устройством в каждой общине пресвитерии, диаконата и приходского собрания. Несколько таких общин или церквей должны были составлять церковный округ под управлением не супер-интендента, а «епископа», получающего свои полномочия от всей церкви. Но проект такого автономного устройства церкви несочувственно был встречен протестантами, благодаря их вековой привычке к правительственной опеке в делах церковного управления и неприязни к твердому и самостоятельному устройству церкви, коренившейся в самом духе реформации, в принципе отрицавшей видимую церковь. Вильгельм IV, видя общее несочувствие его проекту, не настаивал на его осуществлении и в дальнейшем ограничился лишь некоторыми переменами и исправлениями в существовавшем уже строе, – напр., реорганизацией министерства исповеданий, расширением компетенции консисторий и учреждением Высшего Церковного Совета. – Второй период истории протестантской унии, таким образом, характеризуется преобладанием нового, более широкого и свободного взгляда на унию, вместе с усилившейся борьбой обоих этих взглядов, приведшей к окончательному разрыву восточных и западных провинций Пруссии.
Начало третьего периода было самым смутным временем в истории унии: после крупных политических и общественных переворотов 1848 года у прусского правительства одно время было намерение вовсе уничтожить унию, тем более, что реакция против нее усилилась и в народной массе. Но вскоре обстоятельства переменились и 12 июля 1853 года был издан указ, вполне благоприятный унии, поскольку он возвышал силу духовенства и упрочивал значение церковно-евангелического богослужения. С этого времени дело прусской унии стало на более твердую почву и продолжало более или менее успешно развиваться. Так, указами 1855 и 1857 гг. были учреждены «собрания евангелических христиан Германии и др. стран», на которых участвовали не только лютеране, но и реформаты всех протестантских стран, и даже свободомыслящие: с этого времени дело унии окончательно упрочилось. По свидетельству известного немецкого историка Ниппольда, охранение и распространение унии составляет наследственную традицию Гогенцоллернов, современной царствующей династии Пруссии. Известно, напр., что Вильгельм 1 – знаменитый деятель германского политического объединения – не менее энергично ратовал и за церковную унию: «Доселе, – говорил он, – неуживчивая ортодоксия всячески мешала благотворному развитию евангелической унии; но моя решительная воля состоит в том, чтобы ненарушимо содержать унию и содействовать ее распространению»54. С этого времени, если правительство и издавало иногда благоприятные указы в пользу лютеран, то оно действовало больше, вообще, в духе веротерпимости и, в частности, преследовало интересы той же унии, желая смягчить религиозный антагонизм между исповеданиями и тем самым приготовить почву для унии. Но уступая религиозным сепаратистам в одних случаях, при других обстоятельствах прусское правительство давало им чувствовать свою тяжелую руку. Так, напр., когда ганноверские лютеране в своей оппозиции северо-германскому евангелическому союзу перешли от слова к делу и вмешались в политику, то стоявшее во главе этого союза прусское правительство запретило их официальный орган – «Hannoversche Landes-Zeitung» и поставило всех диссидентов под строгий полицейский надзор.
Видя такое энергическое содействие правительства делу унии, многие из бывших противников ее, во главе с самой влиятельной из них – партией ново-лютеран, изменили тактику и перешли на сторону поборников унии, понимая последнюю в более широком и свободном смысле слова. Так, по поводу записки берлинского совета, узаконивающей унию, Генгстенберг, глава ново-лютеранской партии и прежде ярый противник унии, выступает в своем органе («Evangel. Kircheu-Zeituiig») с целым рядом обширных статей, в которых одобряет унию, поскольку она совершается без стеснения или ограничения вероисповедных особенностей. «В оправдание законных стремлений евангелической унии, – писал он в заключение своих статей, – мы приведем те указы пятидесятых годов, которыми определяется характер унии, именно, от 31 октября 1850 года, 10 июня и 27 октября 1851 и 6 марта 1852 годов. В этих указах определенно говорится, что уния не ведет к переходу из одного вероисповедания в другое, еще менее к образованию нового исповедания; правительство евангелической церкви должно охранять самостоятельность лютеранского и реформатского исповедания. Верховный церковный Совет должен управлять евангелической церковью в ее совокупности, представляя в себе полномочное право отдельных исповеданий. Посему, он должен охранять все учреждения, основывающиеся на этом праве55. Отсюда ясно, что Генгстенберг, склоняясь в пользу унии, в то же время отстаивает самостоятельность протестантских вероисповеданий, а на унию смотрит, как на своего рода теологический компромисс, или еще лучше – церковно-политический договор.
Противоположный этому взгляд на унию выразил Шенкель, известный политико-церковный агитатор и главный апологет строго-унионистского движения. По поводу записки берлинского совета он также издал специальную брошюру под заглавием: «о современном положении протестантской церкви в Пруссии и Германии». По его мнению, необходимым условием протестантской унии должно быть поставлено то, чтобы все члены ее отрешились от своего догматического и традиционного наследства, заключающегося в их символических книгах. «Настаивать на общении двух вероисповеданий (лютеранского и реформатского) с сохранением их конфессиональных особенностей – значило бы оставаться в сфере устаревшей догматики, прибегать к слабому посредству теологии»56. Такой радикальный взгляд на унию, как менее осуществимый практически, не соответствовал видам правительства и меньше им поощрялся. Главным органом последнего по вопросу об унии сделалась газета ново-евангеликов, усердно рекламирующая дело унии в духе оппортунизма. Благодаря всем этим обстоятельствам, т. е. с одной стороны – покровительству прусской светской власти, а с другой – литературным толкам и суждениям, уния с половины XIX-го века заняла в Германии господствующее положение и находит себе усердных сторонников не только в среде прусских евангеликов, но и между лютеранами и реформатами других германских провинций. Берлинский верховный совет, руководящий делом унии, решил держаться золотой середины, чтобы привлечь к себе и свободомыслящих протестантов и в то же время не отвергнуть строгих евангеликов. Следуя духу времени, он делает те или другие изменения, дополнения и нововведения в деле церковного управления, постоянно соображая все с жизненными запросами и местными условиями.
Что касается самой организации Евангелической церкви в Пруссии, то она своим происхождением обязана, главным образом, тому же «Верховному совету Евангелической церкви», учрежденному в Берлине в 1850 году. Самый совет этот состоит из десяти членов – семи духовных и трех мирян. Одним из главных дел его был проект учреждения синодов – окружных, провинциальных и генерального, целью которых было ослабить значение прежних центрально-правительственных учреждений – консисторий и суперинтендентов и сделать Евангелическую церковь вполне народною. Проект этот, несмотря на противодействие многих пасторов и консисторий, был окончательно редактирован и разослан по консисториям в 1867 году. Согласно первому пункту этого проекта, синодальное устройство церкви простирается на следующие провинции: собственно Пруссию, Бранденбург, Померанию, Силезию, Познань и Саксонию. При своем практическом осуществлении он встретил значительное противодействие: он не угодил ни радикальным приверженцам унии, которым он казался слишком узким, – ни ревностным ортодоксалам, которые находили его слитком либеральным. И только в 1875 году прусский король Вильгельм I утвердил уложение о «Генеральном синоде Евангелической церкви», составляющем довершение ее нового устройства.
«В современном управлении протестантской церкви участвуют два элемента: правительственный – в виде Евангелического церковного совета, консисторий, суперинтендентов и министра исповеданий, и чисто-церковный – в виде синодального управления и совета, причем высшей формой его является «общий синод», а посредствующими – провинциальные и уездные синоды»57. Общий или генеральный синод Евангелической церкви, по уложению 1875 года, составляют 120 членов, избранных провинциальными синодами, и 30 назначенных правительством. Он охраняет, совместно с гражданской властью, церковь и ее единство, содействует развитию ее учреждений, объединяет представителей науки и деятелей общественной жизни для совокупной деятельности в интересах церкви и содействует общению между прусской церковью и др. частями Евангелической церкви. Но законодательные полномочия синода, более или менее, ограничены. Правда, он имеет право свободно обсуждать вопросы, выдвинутые, по большей части, уездными или областными синодами, он может постановлять относительно их те или иные свои решения, может делать и более общие принципиальные постановления, касающиеся всей церкви, но все эти решения и постановления получают законодательную силу лишь под условием одобрения их со стороны правительства, которое может не только изменить, но и вовсе отклонить их. Обычный генеральный синод собирается через каждые шесть лет, чрезвычайный – всякий раз по мере надобности, – но тот я другой непременно по определению короля, от которого зависит и назначение сроков.
Не трудно видеть, что основные начала церковного устройства Евангелической церкви Пруссии проникнуты правительственно-бюрократическим характером. «Государь есть носитель церковной власти» – принцип, выступающий решительно во всей современной системе (закон 3-го июня 1876 г.). В силу этой власти он издает церковные законы, созывает и открывает генеральные синоды. На них обязательно присутствует правительственный комиссар, имеющий право во всякое время делать запросы и требовать объяснений. Известное число членов в генеральный и провинциальные синоды, все члены церковно-правительственных учреждений – высшего церковного совета и консисторий и, наконец, все суперинтенденты назначаются государем и считаются государственными чиновниками (Staatsbehorden). Ни один церковный закон не может быть издан, если против него сделано возражение правительства. Наконец, министр исповеданий, следовательно чиновник государства, имеет право замещать известное количество церковно-правительственных должностей по своему усмотрению»58. Таково наличное положение пресловутой «свободной церкви в свободном государстве». Очевидно, оно довольно далеко, чтобы не сказать больше, от идеала взаимоотношения церкви и государства.
Все эти основоположения современного церковного устройства Евангелической церкви составляют прямое практическое следствие вышеизложенной нами истории протестантской унии, откуда с ясностью открывается та руководящая роль, которая принадлежит здесь правительству. Вообще, можно сказать, что церковное устройство протестантской Германии это – эхо ее государственной жизни. Сама евангелическая уния – отражение объединительной политики государственной власти Пруссии, закончившейся созданием объединенной Германии с ее центром в Берлине. Церковные консистории – центральные правительственные органы церкви, это – выражение монархических тенденций прусского правительства; а генеральные и областные синоды – это представительное, народное правление в церкви, параллельное конституционному началу в государстве
Такова, в самых общих чертах, внешняя история евангелической унии и главные основания современного церковного устройства протестантской Германии. Из всего этого видно, что «евангелическая уния» – не столько дело религии, сколько государственной объединительной политики. Самая церковь, с точки зрения этой унии, трактуется не как специально-религиозный институт, но как общественно-государственное учреждение, ведающее известные стороны народной жизни, преимущественно дело учительства и общественной благотворительности. Это, в сущности, не церковь, в обычном смысле этого слова, а религиозно-гражданский союз, преследующий известные, преимущественно нравственно-практические цели. В этом заключается положительное значение евангелической унии, так как здесь она достигла более или менее осязательных результатов и в смысле внешнего церковного порядка, и в интересах христианской просветительно-благотворительной деятельности.
Что касается другой, внутренней стороны унии, т. е. собственно догматического учения ее богословов, то здесь наблюдается совершенно обратное явление. Соответственно двум основным задачам протестантской унии содействовать объединению лютеран с прочими реформатами и противодействовать успехам рационализма и рим. католицизма, центральным пунктом богословия этой школы служит вопрос о Церкви. Вследствие тех же практических целей, непосредственными предметами исследования являются те пункты вероучения, в которых лютеране и реформаты расходятся между собою, а именно: учение о таинствах, в особенности – о Евхаристии, о предопределении и в зависимости от него – о свободе воли и самом оправдании. Они стараются при этом, хотя и далеко не одинаковым образом, возвыситься над разными, часто совершенно противоположными воззрениями на эти вопросы у лютеран и реформатов, и примирить их, думая таким способом представить полное «истинно протестантское» вероучение. Исходным пунктом в спорах унионистов с другими партиями, направленных к примирению их, служит вопрос о значении протестантских символических сочинений и признании общеобязательными известных символов древнехристианской Церкви. Спор по этому пункту (Symbolfrage), занимающий большинство протестантских партий, действительно очень важен, так как он стоит в самой неразрывной связи с одним из основных принципов всего протестантизма – с учением о Св. Писании, как единственном источнике веры (формальный принцип протестантизма). В решении этих вопросов не только лютеране с реформатами, но и сами поборники унии далеко не согласны между собою. В то время, как одни из них призывают к уничтожению всяких конфессиональных различий и к признанию Св. Писания исключительным источником вероучения, другие – допускают наряду с ним существование апостольского символа древней Церкви и обязательный авторитет символических сочинений начального периода реформация – аугсбурского исповедания и его апологии, – третьи требуют, наконец, равноправного признания с ними и других реформаторских символов. Отсюда, вместо желательного объединения, уния повела еще к большему разъединению, к бесконечным спорам и взаимной борьбе различных партий и направлений протестантского богословия. Даже богословы рационалистического оттенка, по-видимому склонные в самым широким и либеральным взглядам на Церковь, не особенно сочувствуют унионистскому движению, как можно судить об этом по следующему отзыву одного из них: «Мы не можем сочувствовать так называемому «посредствующему богословию» и считаем более нежели невероятным, чтобы победа в настоящей борьбе партий осталась за приверженцами унии. Последние основания у этих богословов неясны и неистинны· то примирение, которое выставляют они, не есть действительное примирение веры и современного сознания; разрыв между древним протестантским и новым богословием, к которому представители этой партии примыкают сами, они прикрывают лишь искусственно. Они сами не держатся строго протестантства не только в тех пунктах, в которых разногласят между собой исповедания, но и в существенных его учениях. С другой стороны, без должного мужества, с раздвоенной совестью и в отживших уже формах следуют и современному спекулятивному направлению. Наконец, богословие их, представляя постоянные отрицания, колебания то в ту, то в другую сторону, утверждения наполовину, попытки примирения противоположного, до того искусственно, что никто не может питать к нему твердого доверия, никто не в состоянии находить в нем свои собственные убеждения»59. Этот суровый, но в то же время правдивый отзыв, дает надлежащую, вполне объективную оценку унионистского богословия, поскольку оно выразилось в так называемом «примирительном» или «посредствующем» направлении.
Таким образом, основными недостатками протестантской унии служат – внешний, юридический, полицейский характер церковного устройства в сфере практики, и отсутствие внутренней устойчивости, определенности и ясности взглядов в области догматики.
3. Вышеуказанные, отрицательные свойства «Евангелической унии», как и следовало ожидать, вызвали против нее реакцию, выразившуюся в так называемом «анти-унионистском» движении, которое шло со стороны обеих заинтересованных партий, т. е. как лютеран, так и реформатов, к которым присоединились также и все свободомыслящие протестанты. Начало этой оппозиции почти современно самому происхождению унии. Первый голос протеста поднял в дни юбилейных торжеств реформации (1817 г.) строгий лютеранин Клаус-Гармс, обнародовавший, по примеру Лютера, 95 тезисов, воскрешавших забытые заветы отца реформации. Из числа их целых 25 тезисов он отводит предполагавшейся протестантской унии, где беспощадно громит ее в сильных и энергических выражениях. «Как бедную невесту, – говорит он, напр., – хотят теперь обогатить лютеранскую церковь браком. Ради Бога, не делайте этого на костях Лютера: они могут ожить, и тогда горе вам».... (75-й тезис)60. Возбужденная подобными вдохновенными речами, народная масса встретила первые попытки Фридриха Вильгельма ввести унию довольно сильным противодействием, потребовавшим от правительства принятия насильственных мер. По свидетельству немецкого церковного историка, в правление Фридриха Вильгельма III «партия старо-лютеран подвергалась преследованию, их собрания запрещались, их проповедники, если они совершали богослужение и таинства, наказывались и изгонялись»61 Однако приверженцы этой партии мужественно отстаивали свои взгляды, хотя некоторые из них (пасторы) и вынуждены были поплатиться за это отрешением от должности и даже тюремным заключением. С 1827 года лютеранская партия основала свой орган – Evangelische Kirchenzeitung», продолжающий служить главным органом реакционной партии и доселе. С тех пор сила реакции возрастала по мере того, как уменьшалось расположение прусского правительства к унии: усматривая в духе ее приверженцев сродство не только с рационализмом и индифферентизмом, но даже с революцией – поскольку путем выборного, синодального представительства ослаблялось значение центральных правительственных органов, – реакционеры указывали на это правительству с особенной силой и таким путем искали его сочувствия. Но когда в половине истекшего столетия общественно-конституционное начало восторжествовало над монархическим, унионистское движение взяло решительный перевес над противоположным ему течением. С тех пор партия лютеран находит приверженцев себе, главным образом, в массе простого народа и среди сельских пасторов. Из германских университетов только Эрлангенский отличается тем же оппозиционным направлением: здесь основан реакционный журнал62, в котором с особенной силой раскрываются особенности догматики лютеран и реформатов, делающие невозможным их действительное соединение, без отказа от своих основ. В начале они высказывали сильное стремление к авторитету символических сочинений, а потом уже к авторитету церкви и церковных пастырей. Последнее было неизбежным следствием первого, но с другой стороны прямо противоречило самим же протестантским символам. Многие поэтому остановились на первой степени реакции и разошлись с более последовательными представителями второй: таким путем возникло разделение в среде самих реакционеров на две партии – «старо-лютеран» и «ново-лютеран»63. Главной отличительной особенностью последней партии является учение о церковном пастырском авторитете, значительно сближающее ее с римско-католич. взглядами на это; за что приверженцы ее получили название «Католикующих». Впоследствии эта партия примкнула к унии. Впрочем, обе эти партии обычно объединяются общим именем «реакционеров называют их также «конфессионалистами» и «ортодоксалами».
Несостоятельная со стороны своего положительного содержания, лютеранская партия, безусловно, сильна в критике «евангелической» унии. Так, в передовой статье журнала Гофмана, дающей критику записки берлинского Верховного Совета 1867 года, мы находим, напр. следующий отзыв об унии: «Эта официальная попытка евангелической унии – соединить все протестантские вероисповедания в одной церковной организации есть не что иное, как выражение современной прусской политики. Но такое стремление к внешнему единству без внутренней связи религиозных обществ противно лютеранским понятиям о церкви. Записка, выражаясь двусмысленно о «католичестве" евангеликов, невольно напоминает католичество римское, которое так рельефно осуществило в своей истории идею церкви в значении одной внешней организации. Но неужели мы возвратимся к тому, от чего освободил нас Лютер»?... В дальнейшем изложении своей статьи автор ее подвергает сильной и убедительной критике эпитеты «национальной» и «Евангелической церкви», которые незаслуженно приписывает себе прусская церковь. «Таким образом, – заключает автор, – куда мы ни обратимся, с каких сторон ни посмотрим па эту евангелическую национальную церковь, повсюду встречаем несправедливость, ложь, противоречие действительности. Посему было бы совершенно законно и своевременно, если бы все благомыслящие христиане отвергли ее»64.
Вскоре эта оппозиция унии от слов перешла к делу. В том же 1867 году саксонские лютеране подали протест против записки Верховного Совета, находя несправедливыми и оскорбительными для истинных лютеран многие из частных ее пунктов»65. Еще более сильную оппозицию заявили ганноверские лютеране, которые представили в консисторию адрес против унии, за подписью 700 пасторов. Подобный же адрес был подан реформатским духовенством за подписью 140 лиц. В этих адресах сказано, что протестуют не частные лица, а приходы, так что подпись каждого пастора выражает голос целой общины66.
Переходя на столбцы газет, эта борьба с унией принимала вид страстной полемики: «наши враги (т. е унионисты, – пишут ганноверские лютеране, – проповедуют совершенно другой путь к спасению, чем мы; оправдание в грехах, в безнравственности они видят не в примирительной жертве Иисуса Христа, а в государственных интересах политической необходимости, в немецком единстве и прогрессе. Мы не имеем, да и не можем иметь, никаких дел с унионистами. Мы скорее откажемся от своих должностей, чем пойдем на какие-либо уступки67... На все эти заявления орган прусской унии отвечал тем заявлением, что партия старо-лютеран – церковных отщепенцев – по своему фанатизму и ненависти к ново-евангеликам нисколько не уступает ультрамонтанам68.
Рассмотренное нами антиунионистское движение, идущее со стороны лютеран и реформатов, имеет, как мы видели, церковно-практический характер. Но кроме него есть еще другая оппозиция унии, идущая из школы свободомыслящих и имеющая учено-богословский и даже философский характер69. Представители ее ратуют за свободу в деле веры, заботятся о независимости религиозных убеждений или, лучше сказать, о возможно большей зависимости их от современной науки. В сущности, это – обновленный рационализм, преобразившийся под влиянием Шлейермахерова пиэтизма и Гетельянско-Кантовской философии. Вначале эта школа сочувственно встретила унию, видя в ней новое и более либеральное течение; но вскоре она разошлась с ней, недовольная неопределенностью и непоследовательностью взглядов у приверженцев унии. Центр тяжести этой школы лежит в разработке протестантской церковно-исторической и богословской науки; а главным рассадником ее служит Тюбингенский университет, по имени которого она и получила свое название. Она образует «левую» сторону протестантов, если разуметь под «центром» унионистов, а под «правой» – реакционеров70.
Заключая историю прусской унии вместе с вызванной ею реакцией, мы должны признать, что эта официальная попытка государственно-религиозного объединения протестантов не достигла своей цели. Несмотря на то, что благодаря поддержке правительства, унионистская церковь заняла господствующее положение в Германии, она не только не объединила всех протестантов, но дала обратный результат – привела их к окончательному разделению на три главных партии.
Причина этого лежит в двойственности основного принципа унии и в бюрократическом характере ее церковного устройства. Уния стремилась к восстановлению положительного христианства и к прочному устройству церкви – в противоположность рационалистам, и вместе с тем она объявила себя против важности вероучительных разностей и против значения церковного авторитета, т. е. она разрушала в теории то, что создавала на практике; отсюда – та неустойчивость, неопределенность и колебательность воззрений, которая так отталкивает от нее всех радикальных людей. На практике эта уния выразилась в создании правительственной Евангелической церкви, представляющей не Церковь, в строгом смысле этого слова, а религиозно-политическое учреждение, ведающее известные стороны государственно-народной жизни. Эта «Staatskirchie» с чиновничьим характером духовенства и с полицейской дисциплиной, без сомнения, не могла иметь благотворного религиозно-нравственного влияния на общество. В свободную сферу религиозной жизни вносилось мертвящее начало официальности, извне налагаемых форм; в церкви чувствовался недостаток самостоятельной, изнутри бьющей жизни, и холодный индифферентизм, отсутствие свободной и живой религиозной деятельности, а отсюда – нетвердость религиозных начал и легкое уклонение от них в теории и в жизни.
Ясно сознавая такое ненормальное положение протестантской церкви и глубоко чувствуя весь происходящий из него вред для общественно-религиозной жизни, лучшие люди решили соединиться между собой в свободные ферейны (союзы), чтобы дружными, совокупными усилиями поднять и возвысить внутренний дух протестантизма и, по возможности, осуществить его лучшие заветы. Отсюда и возникает в обновленном протестантизме целый ряд попыток к нравственному объединению его последователей.