Бертрам поежился, а Билли встала из-за пианино.
Лицо ее светилось.
– Тебе понравилось?
Бертрам очень старался, но в его состоянии даже ее радость только мучила, и он с трудом произнес несколько слов похвалы. Он заметил, что счастье во взгляде Билли сменилось тревогой и разочарованием, и возненавидел сам себя за ревность. Он постарался говорить как можно искреннее, но понял, что у него ничего не вышло, когда услышал ее грустное:
– Конечно, она еще не совсем готова. Потом станет намного лучше.
– Но она уже очень хороша, милая, правда! – торопливо возразил Бертрам.
– Я рада, что тебе понравилось, – прошептала Билли, но радость в ее взгляд так и не вернулась.
Глава XVIII
«Леденцы»
Короткие декабрьские дни после возвращения Бертрама из Нью-Йорка выдались очень хлопотными для всех. Да, мисс Уинтроп не было в городе, так что она не могла позировать для портрета, но ее отсутствие позволило Бертраму заняться другой работой, которую он в последнее время откладывал. И все же он находил время бывать в Гнезде, и влюбленные провели вместе немало мирных счастливых часов, ускользая от шума и суеты рождественских приготовлений.
Бертрам убеждал себя, что его ревность к Аркрайту беспочвенна. Билли редко упоминала этого человека, и за несколько дней всего раз заговорила о его визите. О песне она тоже не говорила, и Бертрам, к своему стыду, этому радовался.
Причина этого крылась в том, что Билли сказала Аркрайту, что она не сможет заняться песней до Рождества, и по ее голосу он сразу понял, что это относится не только к песне, но и к нему, так что он неохотно понял намек и держался подальше.
– Когда-нибудь я сам буду ее волновать, а не моя песня, – поклялся он себе, но Билли об этом не знала.
Все мысли Билли в эти дни заполняло Рождество – и немного Бертрам. Она столько всего хотела сделать!
– Милый, ты же знаешь, что я дарю всего лишь леденцы, – однажды сказала она Бертраму, возмутившемуся щедрости, с которой она тратила время и силы. – Я не делаю ничего серьезного.
– Серьезного! – фыркнул Бертрам.
– Это действительно совсем немного, особенно по сравнению с тем, что стоило бы сделать, – возразила Билли. – Понимаешь, в чем дело, милый, – тут она стала грустной, – в мире очень много людей, которых нельзя назвать по-настоящему бедными. У них есть хлеб, а иногда даже и мясо, и одежда. Но больше у них нет ничего. Книг, музыки, веселья, развлечений и других приправ к жизни, о которых они ничего не знают, но все же жаждут их.
– Но есть же церкви и всякие благотворительные общества с длинными названиями. Я думал, они для этого и созданы, – обиженно сказал Бертрам, с тревогой глядя в усталые глаза Билли.
– Но церкви и благотворительные общества никому не дают леденцов, – улыбнулась Билли, – и не должны вообще-то. Зато они помогают бедным мясом, углем и фланелевыми нижними юбками.
– Значит, это все просто леденцы: все эти книги, журналы, билеты на концерты и кружевные воротнички для мальчика-калеки, старой девы, вдовы и всех остальных, кто гостил в твоем доме прошлым летом?