Лучшая принцесса своего времени

– Дамы одни подошли, чтобы помочь мне, хотя прошло нескольких минут, прежде чем я смогла подняться.

Несмотря на то, что её ответ удовлетворил короля, на следующий день он издал приказ, запрещающий придворным дамам участвовать в охоте, кроме как сопровождать охотников в своих каретах. Двор оставался в Аранхуэсе до Великого поста 1563 года.

Там Елизавета узнала о смертельном ранении короля Наварры 25 октября 1562 года при осаде Руана. Его же брат, принц Конде, брал город за городом, когда после поражения при Дрё попал в плен. Тогда герцог де Гиз принял на себя командование королевскими войсками и повёл их на Орлеан. Осада началась 6 февраля, а 10-го числа того же месяца герцог де Гиз был смертельно ранен из засады гугенотом Жаном Мери Полтро, и скончался после нескольких дней затяжной агонии, умоляя королеву-мать до последнего вздоха заключить мир с Бурбонами и их сторонниками.

Когда Елизавета с мужем вернулась в Мадрид, там её приветствовал маркиз Жан де Сен-Сюльпис, новый французский посол, который принёс известие о мире, подписанном Екатериной Медичи с гугенотами 18 марта 1563 года. Таким образом, флорентийка могла теперь вздохнуть свободно: лидеры враждующих сторон умерли, а их наследники были ещё слишком малы. Конде, освободившись из плена, попал под влияние чар Изабеллы де Лимей, фрейлины Екатерины, и теперь не казался ей грозным противником. А кардиналу Лотарингии по церковным делам пришлось уехать в Рим. Таким образом, Филипп II лишился во Франции всех своих союзников. Несмотря на это, он воспринял сообщение Сен-Сюльписа с большим спокойствием, после чего маркиз направился в апартаменты королевы, чтобы поздравить её с восстановлением мира. Елизавета выразила большую радость по поводу известия, «показывая, мадам, словом и жестом, насколько она одобряет доброе и святое дело, которое Вы совершили». В той же депеше к регентше Сен-Сюльпис заметил:

– Здоровье королевы, Вашей дочери, продолжает улучшаться; и по мере того как её положение в политическом смысле становится всё более важным, она отказалась от всякого легкомыслия и приняла достойный вид, подобающий величию испанской королевы.

– Ваша дочь, мадам, – подвёл итог маркиз, – изо дня в день преуспевает в умственных и телесных достоинствах, так что вскоре она станет самой совершенной принцессой, отличающейся добродетелями.

Страх, который юная Елизавета когда-то испытывала к своему супругу, исчез и теперь она никогда не забывала о том, что была католической королевой. В то же время, бывшая французская принцесса взяла за правило служить своей родине открыто, а не путём интриг, как её мать. Поэтому Филипп безгранично верил в её честность, и она получила от него привилегии, в которых её предшественницам было отказано. Елизавета быстро осознала своё положение, характер короля и его приближённых. После отъезда француженок королева избегала всякого участия в спорах своих придворных и не отдавала никому предпочтение. Часто Филипп оставлял своих секретарей, чтобы побеседовать наедине с королевой, которая всегда была готова бросить двор или свои личные дела, чтобы встретиться с ним. При этом она не растеряла своей жизнерадостности.

В день именин Елизаветы съехались гости, чтобы поздравить её. Дарили, в основном, драгоценности. Но улыбка радости появилась на её лице лишь тогда, когда ей преподнесли шоколадные конфеты.

– Похоже, сладости понравились Вашему Величеству больше бриллиантов, – заметил Филипп II.

– Бриллианты мне дарят постоянно, они дорогие, но купить их можно где угодно. А шоколад – это ведь такая редкость, – ответила королева.

И пошутила:

– К тому же, они гораздо вкуснее бриллиантов.

Как всегда, Великий пост король решил провести в уединении монастыря в Эль-Паррале. С собой он решил взять сына, который уже достаточно выздоровел, чтобы перенести путешествие в Сеговию. Тем не менее, приказ отца был очень неприятен дону Карлосу, который ненавидел любые ограничения своей свободы. Возможно, Филиппу донесли о декламациях инфанта перед королевой во время прошлого поста. Тем более, что Хуана Австрийская, охваченная великим пылом религиозного рвения, тоже искала уединения в основанном ею женском монастыре Дескальсас Реалес. Елизавета же последовательно посещала столичные церкви и святыни, собственноручно раздавала милостыню и публично омыла ноги двенадцати паломникам. Каждый день она слушала мессу, на которой присутствовали придворные дамы и французский посол.

После Пасхи Филипп отправился в Эль-Эскориал, чтобы заложить первый камень часовни. Затем он посетил Вальсен, королевский дворец недалеко от Сеговии, а оттуда вернулся в Мадрид.

Дон Карлос тоже вернулся в Алькалу, и продолжал свои занятия с тем же успехом. В течение июня и июля 1563 года при мадридском дворе велись большие приготовления и обсуждения, связанные с запланированным путешествием Филиппа осенью, чтобы принять участие в работе кортесов Арагона, Валенсии и Каталонии в городе Музон. Елизавете очень хотелось сопровождать короля туда, и она искренне просила, чтобы её не оставляли в Мадриде. Филипп сразу согласился с желанием своей супруги, и в октябре месяце были активно начаты приготовления к отъезду королевской четы. Однако дон Карлос и Хуана Австрийская внезапно заболели лихорадкой. Инфанта проболела несколько недель, а её племянник – гораздо меньше. Тем не менее, Филипп счёл целесообразным, чтобы королева осталась в Мадриде. Хуана выздоровела вскоре после отъезда брата и нанесла свой первый визит королеве, когда французский посол беседовал с ней. Сен-Сюльпис был свидетелем того, как Елизавета сердечно приветствовала свою золовку, после чего он галантно проводил инфанту в её покои.

Посол не зря был так любезен. Потеряв надежду выдать свою младшую дочь за дона Карлоса, Екатерина Медичи решила предложить в женихи Хуане своего третьего сына Генриха (Эдварда Александра), герцога Анжуйского. Однако инфанта желала совсем другого. Своим близким друзьям она призналась:

– Я хочу либо стать супругой короля Франции, либо закончить свои дни в основанном мною монастыре, поскольку, кроме французского союза, нет ничего другого, соизмеримого с моим достоинством.

Узнав об этом, Екатерина воскликнула:

– Принцесса слишком стара для короля, моего сына; она в подходящем возрасте, чтобы быть матерью Его Величества.

После чего снова настоятельно просила своего посла передать Филиппу, что в случае, если тот согласится на брак между Маргаритой и доном Карлосом, она попросит руки Хуаны для Генриха, который был младше Карла IХ на год.