Поэтому Екатерина приказала Фуркево представить оба меморандума, копии которых она приложила для своей дочери, а также её собственное заявление Филиппу и герцогу Альбе, чтобы уличить их в неискренности. Однако Рую Гомесу, которого Екатерина считала самым верным приверженцем французских интересов при мадридском дворе, показать документы королю не удалось. В тот день, когда Фуркево получил эти депеши, Елизавета рано покинула дворец и отправилась в монастырь Богоматери Аточской, где ей предстояло оставаться в соответствии со своим обетом до позднего вечера того же дня. Поэтому королева послала Фуркево сообщение о том, что она сможет принять его только в субботу, 8 декабря, в три часа дня. После своего возвращения из монастыря Елизавета снова отправила камергера к послу с сообщением, «что при назначении встречи с господином де Фуркево в субботу она забыла, что должна была покинуть Мадрид утром в сопровождении золовки, чтобы встретиться с королём в Эль-Пардо, где намеревалась пробыть несколько дней; поэтому не могла предоставить послу аудиенцию до четверга 13 декабря, когда двор должен был вернуться в Мадрид». Судя по всему, Елизавета, уже не проявляла особого интереса к письмам своей матери и её мнению о планируемых брачных союзах. Вероятно, она помнила о поведении посла во время последней аудиенции, ибо обладала высоким чувством собственного достоинства, и начала ценить своё положение. Поэтому только 13 декабря в три часа дня посол отправился во дворец. Он нашёл королеву в добром здравии и приподнятом настроении из-за возвращения мужа. Затем Елизавета получила от посла три адресованных ей письма от королевы-матери, Карла IХ и герцога Анжуйского. Сохранился только фрагмент послания Екатерины к дочери, причём в переводе на испанский язык, так как письмо молодая королева вскрыла в присутствии других, хотя оно было адресовано исключительно ей самой.
Екатерина начала с подтверждения получения депеши от Елизаветы из Эль-Боске и с меморандумов, отправленных послу, после чего продолжила:
– Мир и единство христианского мира должны быть достигнуты главным образом путем союза между нашими двумя королевскими домами. Поэтому, мадам, дочь моя, я помню, как Вы часто повторяли мне в Байонне, что самые трудные переговоры из всех будут касаться брака Вашего брата, герцога Орлеанского. Тем не менее, когда у людей есть истинное стремление к достижению чего-либо, и они искренне принимают участие в этом деле, я считаю, что все трудности исчезнут.
Когда королева закончила чтение этого письма, посол передал ей в руки испанский меморандум, упомянутый королевой Екатериной как тайно скопированный во время аудиенции, которую она дала Франсиско де Алаве, где содержались критические замечания Филиппа насчёт брачных союзов, предложенных Екатериной в Байонне. Елизавета внимательно прочитала документ, а затем сказала послу:
– Мне показалось очень правильным узнать волю Его Величества, о чём я сама написала королеве, своей матери, через господина Сен-Сюльписа.
Посол, несколько сбитый с толку самообладанием Елизаветы, спросил, поднимала ли она тему брака Карла и Генриха Анжуйского, который к тому времени уже получил титул герцога Орлеанского. На что королева ответила:
– Нет, господин посол, я не делала никаких предложений, а только высказала своё мнение.
– Мадам, – продолжал Фуркево, – принцесса не должна рассчитывать на руку короля, поскольку Его Величество планирует для себя союз с Германией. Более того, французы никогда не воспримут благосклонно, если их король изберёт жену в таком возрасте, как Её Высочество. Пример, мадам, который подал Его Католическое Величество, выбрав Вас, в расцвете сил и лет, чтобы он мог формировать Ваше Величество в соответствии с испанскими обычаями, должен быть сочтён достойным подражания королём, Вашим братом. Также, мадам, я бы заметил, что немецкие женщины более подходят для заключения союза с французами, чем испанские женщины, из-за сходства телосложения и привычек.
– Другое соображение, которое может иметь значение для госпожи принцессы, – добавил ловкий посол, – заключается в том, что монсеньор д'Анжу может унаследовать трон своего брата, тогда из простой герцогини она может стать королевой.
– Конечно, господин посол, – иронически ответила Елизавета, – Вам действительно удалось представить дело в новом свете. Я не премину доложить о Вашем последнем предложении королю, и донести до Его Величества его важность.
Затем Фуркево откланялся, а на следующее утро, в пятницу, 14 декабря, он послал просить аудиенцию у Филиппа II. Король извинился, сославшись на то, что собирается председательствовать в государственном совете, и перенёс встречу на субботу. После того, как государственный совет закончился, Филипп и Елизавета вместе отправились верхом в соседнюю деревню Хетафе, чтобы встретить процессию с мощами святого Эухенио (Евгения), подаренных Карлом IX, и следующую через это место по дороге в Толедо. Кости святого покоились в великолепном реликварии под бархатным балдахином, открытом для взоров зрителей. Тело было совершенным во всех отношениях, за исключением правой руки, которой, к счастью, уже обладал Филипп. Когда кортеж приблизился к королевской чете, Елизавета преклонила колени в смиренном почтении перед мощами и дала обет даровать имя святого своему первенцу. Более того, она попросила святого Евгения помолиться за неё и ходатайствовать перед Всевышним, чтобы ей было даровано это великое благословение. Торжественная месса была отслужена епископом Куэнсы в присутствии монархов, после чего кавалькада направилась в Толедо, куда прибыла вечером 18 декабря. На следующий день тело святого воссоединилось со своей рукой и обрело покой в великолепной часовне собора Толедо, называемой «Сан-Эухенио».
В тот же день меморандумы и заявление, присланные королевой-матерью, были с добросовестной точностью представлены Филиппу II послом. Однако король не ответил ни на один конкретный вопрос, отделавшись похвалами Екатерине. Затем Фуркево попытался переговорить с герцогом Альбой и принцем Эболи. В свой черёд, эти доверенные советники Филиппа заметили:
– Что касается инфанта, то Его Величество вообще не испытывал большого желания видеть Его Высочество женатым, считая его непригодным для вступления в брак. Уже возникли трудности в переговорах о браке между Его Высочеством и эрцгерцогиней Анной, поскольку император решил потребовать в качестве одного из условий, чтобы Его Католическое Величество уступил значительную часть своей территории сыну, что король воспринял очень холодно.
Несколько дней спустя посол на публике осмелился спросить у королевы, говорила ли она с мужем, как обещала. Елизавета ответила:
– Да, я говорила с Его Величеством, но он отказался вести дальнейшие переговоры о браке принцессы с господином д'Анжу.
Затем Фуркево рассказал ей о своей беседе с принцем Эболи и Альбой. Тогда королева заметила:
– Каждое предложение имеет свои недостатки; и король преисполнен решимости не отдавать никому ни одной из своих территорий.
Упорство Екатерины Медичи в вопросе женитьбы сына, Генриха Анжуйского, кажется совершенно необъяснимым. Его брак с Хуаной, с политической точки зрения, не представлял тех преимуществ, которые побудили королеву-мать одновременно просить руки Елизаветы Английской для своего любимого сына. Помимо разницы в возрасте, распутный характер герцога Анжуйского, каким бы молодым он ни был, несомненно, побудил бы мудрую и набожную Хуану отказаться от этого брака, даже если бы он был одобрен её братом. Однако Екатерина настойчиво продолжала повторять свои предложения, не беря во внимание желание самой инфанты, которая, будучи вдовой и матерью короля Португалии, имела право распоряжаться своей рукой независимо от воли брата. Хуана, однако, была готова принять только предложение Карла IХ и взойти на трон Франции, который всегда отличался особой привлекательностью для испанских принцесс. В конце концов, Екатерина решила обручить своего сына-короля, которому шел пятнадцатый год, с эрцгерцогиней Елизаветой Австрийской, второй дочерью Максимилиана II, надеясь таким образом склонить Хуану к браку с герцогом Анжуйским. Соответственно, она послала инструкции епископу Ренна, чтобы он предпринял соответствующие шаги. Император принял предложение с явным удовольствием, но сказал:
– Прежде, чем дать ответ на этот вопрос, мы должны узнать мнение короля Испании.
После этого Екатерина тайно отправила курьера в Испанию с письмами к своей дочери, умоляя её узнать мнение мужа по этому вопросу, поскольку она опасалась, что из-за сестры тот может воспротивиться браку Карла IХ с эрцгерцогиней. Филипп неопределённо ответил:
ebooksa