Видя нетерпение молодой королевы, которой уже изрядно надоели матримониальные проекты её матери, Фуркево поспешил добавить, что у него есть ещё одно поручение от Екатерины, которая велела ему сказать, «что Её Величество должна скорее родить сына». Елизавета улыбнулась, а затем, поднявшись, серьёзно ответила:
– Как известно Вам, господин посол, это моя собственная исключительная вина, а не вина короля, моего мужа.
Тем временем при дворе распространились слухи, что Филипп II намеревался отправиться в начале следующего года в сопровождении дона Карлоса в Нидерланды, чтобы лично усмирить там беспорядки. Из Эль-Боске-де-Сеговии король 17 октября 1565 года отправил своё знаменитое письмо наместнице Маргарите Пармской, которым он постановил уничтожить ересь и сохранить инквизицию в Нидерландах. Когда об этом зловещем плане стало известно при испанском дворе, многие зашли так далеко, что назначили день, когда Филипп отправится в Нидерланды, и стали строить предположения, в какой из королевских резиденций Испании Елизавета в его отсутствие могла бы поселиться со своим двором.
Другие персоны, более разборчивые и лучше разбирающиеся в делах, не верили слухам, зная, как сильно их король ненавидел волнения любого рода и какое удовольствие он получал от пребывания в Мадриде и в других своих испанских дворцах. Прежде всего, считалось маловероятным, что Филипп может позволить дону Карлосу лично вмешаться в политику:
– Никто не верит сообщениям о том, что король позволит принцу покинуть Испанию и отправиться в Нидерланды, – доносил Фуркево. – Упомянутый принц – человек очень легкомысленного поведения, и он мог бы ошибочно заключить какой-нибудь договор либо с фламандцами, либо с итальянцами, в чём в конечном итоге раскаялись бы обе стороны. Совершенно очевидно, что принцу надоело пребывать здесь в праздности, и что он добивается какого-нибудь важного командования или поста.
Посол по приказу Екатерины однажды смело спросил королеву Испании:
– Верит ли Ваше Величество, что король намеревается вскоре посетить свои немецкие владения?
Елизавета ответила прямо:
– Я говорила об этом с королём, моим господином, но он ответил, что пока не принял никакого решения по этому вопросу, и слух, который дошёл до меня, был ничем иным, как делом праздных людей, но если он решится на такое путешествие, то только в моей компании.
К тому времени дону Карлосу исполнилось двадцать лет, и он всё ещё оставался под контролем наставников и губернаторов. Вспыльчивый инфант был раздражён таким подчинением и презрением, с которым к нему относился его отец. Его внезапные приступы бешенства вызывали у вельмож такой страх, что почтительность, которую они выказывали, когда он обращался к ним, была похожа на успокаивающую снисходительность по отношению к капризному ребенку, – поведение, оскорбляющее гордость наследника престола. Другим источником большой обиды для дона Карлоса была благосклонность, проявленная королём к дону Хуану Австрийскому и к Александру Фарнезе, принцу Пармскому, сыну наместницы Нидерландов. В отличие от него, эти принцы, чья деятельность со временем принесла небывалую славу царствованию Филиппа II, не подвергались никаким унизительным ограничениям. Инфант жаловался, что, хотя он был наследником Испании, король отказался допустить его в совет и одновременно отклонил его искреннее прошение о назначении его на должность главнокомандующего в Нидерландах. Тем не менее, Филипп II не мог (и не хотел) удовлетворить просьбу своего сына.
Глава 19
Елизавета сконцентрировалась на своей роли супруги и королевы и пыталась с рвением исполнять свои обязанности. Однако самую важную задачу, а именно, рождение наследника престола, она в силу своего хрупкого телосложения так и не смогла исполнить. После возвращения из Франции королева, по совету своего духовника, начала девятидневное паломничество к святилищу Нуэстра-сеньора-де-Аточа, где хотела помолиться о том, чтобы Бог поскорее даровал ей потомство. В этих благочестивых паломничествах её сопровождали графиня де Уренья и герцогиня Альба. Между тем распри дворцовой камарильи ни в коей мере не были смягчены изгнанием из Испании французских дворян.
В начале 1566 года при дворе Елизаветы продолжалась вражда между французскими и испанскими врачами. Воюющими сторонами были мэтры Винсент, Монгион и Бургенсис с французской стороны и Оливарес и Гутьеррес с испанской стороны. Поскольку здоровье Елизаветы было слабым, это послужило поводом для гневных дебатов. Испанские врачи в основном принадлежали к школе Санградо и завидовали, когда Елизавета явно отдавала предпочтение рецептам своих соотечественников. В свой черёд, французские врачи клеймили своих коллег как неучей и осыпали их оскорблениями .
В то время, когда Филиппа не было при дворе, Елизавета сообщила доктору Винсенту о своем желании принять ванну, приготовленную из лечебных трав по рецепту, рекомендованному её матерью. Доктор Винсент согласился, что в её просьбе нет ничего плохого, и дал необходимые указания своему аптекарю приготовить ванну. Королева сообщила об этом своей главной камеристке. Когда графиня де Уренья осведомилась у своей госпожи, одобрена ли ванна всем медицинским персоналом, та ответила, что консультировались только с доктором Винсентом. Главная камеристка оставила Елизавету в сильном волнении и вызвала её дворецкого Хуана Манрике, чтобы сообщить ему, что королева собирается принять целебную ванну исключительно по рекомендации и разрешению доктора Винсента, предварительно не проконсультировавшись ни с одним из других врачей.
Тогда Хуан Манрике запретил доктору Винсенту и его аптекарю готовить какие-либо ванны для Елизаветы, давать какие-либо снадобья или «прикасаться к волоску на её голове», не посоветовавшись с испанскими врачами. Он также уточнил, что медики больше не могут проводить лечение, если они сначала не представят ему своё мнение для его одобрения. Доктор Винсент был вынужден извиняться перед королевой, а поскольку Филипп отсутствовал, она не могла отменить решение своего дворецкого.
Два дня спустя Елизавета сидела за обедом и ела чёрные пудинги (кровяные колбасы), которые считались королевским блюдом. На следующее утро она пожаловалась на плохое самочувствие и головную боль. Были вызваны все врачи, но доктор Винсент намеренно оставил дело, насколько это было возможно, в руках испанских врачей. Озадаченные возложенной на них большой ответственностью, они обратились за помощью к своим французским коллегам.
В ответ доктор Винсент предложил целебную ванну и заявил, что это единственное известное ему средство для лечения состояния королевы. Ванна была единогласно одобрена как наиболее приемлемое средство. Дон Хуан Манрике отозвал свое вето, к большому удовольствию Елизаветы. Будучи однажды преданной в этом деле графиней де Уреньей, королева больше никогда не говорила ей о своих намерениях и часто прибегала к роскоши купания, когда ей заблагорассудится.
Елизавета вместе с Хуаной Австрийской разнообразила своё пребывание в Мадриде поездками в Эль-Пардо, королевскую резиденцию, находившуюся тогда примерно в шести милях от Мадрида. Этот дворец построил Карл V и окружил его обширной территорией в пятнадцать лье в окружности. Само здание было сложено из серого камня, отсюда и его название: «Эль Пардо». Там хранились, в большинстве своём, шедевры Тициана, а также картины мастеров фламандской школы. Королевские апартаменты также украшали арраские ковры и произведениями декоративного искусства. Филипп обожал Эль-Пардо, и преследование кабана по его непролазным чащам и большим пустошам считал удовольствием, уступающим только монашескому уединению в Эскориале.
7 декабря 1565 года вышивальщица королевы Тиссар вернулась из Парижа, привезя пакет депеш от французского двора для Фуркево. Депеши касались исключительно браков, планируемых Екатериной, которая дала своей дочери ответ на письмо, отправленное Елизаветой через Сен-Сюльписа из Эль-Боске-де-Сеговии. В своём послании к Фуркево королева-мать заявила, что испанский посол говорил с ней на тему браков, прочитав свои инструкции из депеши, которую он был уполномочен показать ей, но не оставлять у неё. Однако ей была предоставлена возможность сделать секретную копию депеши, и при этом она обнаружила, что в целом документ сильно отличается от принятых резолюций в Байонне. Поэтому Екатерина ответила заявлением, которое маркиз де Сен-Сюльпис по её приказу зачитал испанскому послу.
– Суть их меморандума, – пишет флорентийка, – доказывает, что они хотят, как и мы сами, извлечь выгоду из этой сделки.
ebooksa