Не то, чтобы король отвернулся от жены, нет, ибо сердце Филиппа навсегда было отдано Елизавете, но её томили мрачные предчувствия. При испанском дворе никто не чувствовал себя в безопасности под взглядом своего сурового государя. За арестом графов Эгмонта и Горна по приказу Альбы в Нидерландах последовал арест Монтиньи, посла наместницы, в Мадриде, который был препровождён в крепость Симанкас, в то время как другой посланник, маркиз Берген, скончался в тюрьме в мае прошлого года. Тюрьмы святой инквизиции были переполнены жертвами, поскольку Филипп твёрдо решил не терпеть никакой другой веры во всей своей империи, кроме римско-католической. Однажды во время обсуждения своей предполагаемой поездки в Нидерланды Филипп II насмешливо заметил:
– Проницательные люди могли бы легко догадаться, что у нас никогда не было намерения ехать во Фландрию, поскольку мы так долго то отрицали, то подтверждали своё намерение.
Во все времена король брал за правило улаживать дела без шума, никогда не заявляя о своих намерениях и не хвастаясь ими. Он верил, что, когда великие государи публично заявляли о своём намерении сделать то-то и то-то, их тайным решением было ничего не предпринимать, или, по крайней мере, как раз наоборот, ибо свершилось бы великое чудо, если бы дела увенчались успехом после того, как было объявлено об этом.
Закончил Филипп II тем, что одобрил террор герцога Альбы в Нидерландах и казнь графов Эгмонта и Горна.
– Наши замыслы, – отметил он, – никогда бы не привели к столь удовлетворительному результату, если бы мы публично объявили о них.
Покинув Аранхуэс, Филипп направился в Эль-Пардо, где ненадолго задержался. Сохранилось множество посланий, которые он отправил в Мадрид, справляясь о здоровье своей супруги и новорожденной. Отсутствие мужа, однако, тяжело сказалось на настроении Елизаветы, кроме того, её отношения с Францией были прерваны из-за происходивших там волнений, в то время как она испытывала глубокую тревогу о здоровье своего брата Карла IX, который очень страдал от перемежающейся лихорадки. Печальные предчувствия также омрачали покой королевы. Со всех сторон тень зла отбрасывала свой мрак. Последствия от кровавых действий Альбы ощущались даже в Мадриде, и сама королева плакала, слушая трогательные мольбы, обращённые к ней графиней Эгмонт, просившей сохранить жизнь её несчастному мужу. Хуже всего было то, что Елизавета ничем не могла ей помочь, поскольку король дал торжественную клятву не смягчать указы, изданные его суровым наместником.
Глава 22
Имя Елизаветы часто упоминается в депешах французского посла и министров Филиппа II вместе с именем дона Карлоса. То, что инфант был совершенно непригоден для наследования трона своих предков, было очевидно каждому.
Между тем события развивались стремительно. Вспыльчивый дон Карлос был доведён до крайности отказом в просьбе отпустить его в Нидерланды и отсрочкой переговоров о его браке с эрцгерцогиней. Французский посол упоминает, что одной из причин последующего ареста инфанта стало раскрытие его связей с фламандскими повстанцами, и особенно с Монтиньи.
– Принц, – утверждал Фуркево, – ненавидел своего отца, потому что считал, что король выступает против его брака с Анной, его кузиной из Германии, дочерью императора Максимилиана; по его (Филиппа) мнению, принц не годился ни для брака, ни для верховной власти.
Чтобы выбраться из положения, ставшего почти невыносимым из-за его собственного неадекватного поведения, дон Карлос решился на побег, и побудила бы его месть встать на сторону повстанцев в Нидерландах или же несчастный инфант искал лишь спокойного убежища от недремлющего ока тех, кого он называл своими «подлыми клеветниками», можно только предполагать. Однако из-за своей обычной безрассудной неосторожности и недостаточной предусмотрительности он как следует не продумал план своего побега. По-видимому, наследник Филиппа II даже не искал одобрения императора, без чего его замыслы рано или поздно должны были провалиться. Более того, у инфанта совершенно не было средств для осуществления предприятия подобного рода.
Всё, что он сделал, это в начале ноября 1567 года отправил письма некоторым грандам и прелатам Испании, в которых говорилось, что он «нуждается в их помощи и поддержке в непредвиденных обстоятельствах», и просил сообщить, будут ли они верно служить ему в силу клятвы, которую дали. Кроме того, он запросил у городов заём в размере 600 000 дукатов «на службу инфанту». Во время этих сделок король внезапно вернулся в Мадрид из Эль-Пардо в сопровождении дона Хуана Австрийского. Присутствие отца вместо того, чтобы заставить инфанта осознать опасность своего предприятия, казалось, усугубило его враждебность. Тщетно Елизавета пыталась выступить посредником между Филиппом и его сыном. Последний упорно отказывался идти на какие бы то ни было уступки, в то время как король не хотел говорить с инфантом ни публично, ни наедине, хотя и не запрещал ему присутствовать на королевских приёмах. Таково было положение дел, когда дон Карлос добровольно принял решение доверить свой проект дону Хуану Австрийскому. Он попросил своего дядю возглавить его отряд и сопровождать его в Нидерланды, обещая взамен самые высокие награды. На что дон Хуан, не желая усиливать волнение, в котором пребывал принц во время их беседы, ответил мягко:
– Мне всегда доставляло искреннее удовольствие оказывать услуги Вашему Высочеству, но дело, которое Вы предложили, настолько важное и деликатное, что требует тщательного размышления, прежде чем приступить к нему.
В конце концов, как и следовало ожидать, король приказал своему брату рассказать о предложениях, сделанных ему инфантом, и выслушал дона Хуана с чувством большого негодования. Недовольство, вызванное тираническими указами короля и жестокостями, творимыми Альбой, было настолько велико, что проект дона Карлоса вместо того, чтобы рассматриваться как химера, вызвал самые серьёзные опасения у испанских министров. Депеши послов Фуркево и Алавы дают неопровержимое свидетельство того, что Филипп II счёл планы дона Карлоса тяжким преступлением.
– Воистину, тот был бы искусен, кто сумел бы дважды обмануть этого короля! – восклицает французский посол.
В начале декабря 1567 года замысел дона Карлоса окончательно созрел. Однако вместо того, чтобы примерным поведением усыпить бдительность шпионов, инфант яростно заявил в присутствии королевы и перед дворянами своей свиты:
– Я питаю к пяти лицам самую смертельную ненависть, и король, мой отец, первый в моём списке, а Руй Гомес – второй.
Результатом этого заявления стал ещё более строгий шпионаж. Перед Рождеством было принято, чтобы каждый член королевской семьи исповедовался и получал отпущение грехов, готовясь к принятию Святого причастия. Елизавета, как обычно, исповедовалась настоятелю монастыря великих иеромонахов и посетила мессу в этой часовне. Дон Карлос же отказался прийти на исповедь, и поэтому ему было запрещено приближаться к алтарю и участвовать в публичных празднествах с королевой и всем двором. Тогда инфант пришёл на исповедь и признался приору в своём желании убить одного человека. При таких обстоятельствах прелат отказался даровать ему отпущение грехов, если только дон Карлос не откажется от своего преступного замысла. Инфант обратился к другому священнослужителю, но и тут его ждал отказ. Приор и четверо монахов доминиканского монастыря Аточа были вызваны в Сан-Иеронимо, чтобы посоветоваться по делу инфанта. Поскольку все священнослужители объявили желание дона Карлоса смертным грехом, его присутствие у алтаря в таком состоянии духа было запрещено. После чего у наследника престола спросили, сообщил ли он о своём замысле какой-либо живой душе, кроме присутствующих. Однако дон Карлос повторил своё прежнее утверждение и отказался делать какие-либо другие сообщения. Церковники разошлась в полночь в невыразимом ужасе. Желая избавиться от ответственности за столь важную государственную тайну, приор Аточи отправил курьера в Эскориал с записью своей беседы с инфантом.
Рассказав в письме к королеве-матери об угрозах, публично высказанных доном Карлосом в адрес короля, Руя Гомеса и других лиц, Фуркево добавил:
– Это факт, пользующийся наибольшей известностью, что упомянутому принцу категорически отказали в отпущении грехов. Некоторые заходят так далеко, что заявляют, будто принц намеревался совершить покушение на жизнь короля, своего отца.
ebooksa