Пока всё оставалось в таком напряжении, дон Гарсиа де Оссорио, отправленный в Севилью, вернулся с суммой в 150 000 дукатов из 600 000, запрошенных доном Карлосом. Кроме того, он привёз обещание лиц, с которыми вёл переговоры о займе, перевести оставшуюся часть суммы, запрошенную по переводным векселям, в любую часть мира, где инфант мог бы находиться. Тем временем отец Диего де Чавес после безуспешных увещеваний своего несчастного подопечного попросил отставку. Тогда принцесса Эболи, догадываясь о причинах неожиданной отставки духовника дона Карлоса, немедленно поделилась своими подозрениями с мужем, который находился с королём в Эскориале. Филипп II с молчаливой суровостью воспринял эти накопившиеся доказательства преступных замыслов своего сына. Из всех высокопоставленных лиц, составлявших государственный совет, ни один не вмешался, чтобы смягчить справедливый гнев короля или напомнить несчастному инфанту о его долге как сына и подданного.
Перед доном Карлосом были открыты две дороги: бегство в морской порт, откуда он мог сесть на корабль и отплыть в Геную или во Фландрию, что на хорошо охраняемом побережье Испании было делом почти невозможным; или путь через горы во Францию. Однако, учитывая тесные отношения между французским и испанским правительствами, и гражданскую войну, которая в тот период затронула южные провинции этого королевства, представляется маловероятным, что инфант сделал бы такой выбор. Ларедо, по всей вероятности, было тем местом, куда дон Карлос намеревался бежать. В этом порту была сосредоточена эскадра из тридцати четырёх военных судов, назначенных для доставки короля в Нидерланды, когда бы ни произошло это событие, о котором так много говорили. Кроме того, здесь стояло судно, специально оборудованное для инфанта, на случай, если Филипп II соизволит разрешить своему сыну отправиться в путешествие; ещё одно судно было подготовлено для трёх эрцгерцогов.
После Рождества король уехал с доном Хуаном Австрийским в Эскориал, а когда туда прибыл дон Карлос, Филипп, как обычно, не сказал ему ни слова.
– Такое обращение пробудило самую яростную страсть в груди принца, когда он покидал зал для аудиенций, – утверждает французский посол.
Инфант попросил дона Хуана проводить его в апартаменты. При этом дон Карлос провёл своего ничего не подозревающего спутника через четыре двери, каждую из которых тщательно закрыл за собой. Наконец, пара добралась до галереи, где инфант свирепо бросился на дона Хуана и, выхватив пистолет, попытался застрелить его. Дон Хуан, подобно герцогу Альбе, отважно приблизился к нападавшему, и между ними завязалась ожесточённая борьба.
– О чём ты беседовал с Его Величеством во время пребывания в Эскориале? – яростно допытывался при этом дон Карлос.
В конце концов, дон Хуан вырвал оружие из рук инфанта и отступил. Дон Карлос же, как ни в чём не бывало, отправился в часовню, чтобы послушать проповедь, затем он посетил королеву и пробыл с ней несколько часов. Впоследствии утверждалось, что инфант поставил человека за настенными портьерами с аркебузой, чтобы застрелить своего дядю, однако план сорвался из-за завязавшейся потасовки и неожиданного отступления дона Хуана обратно в приёмную короля.
В воскресенье, 18 января, Филипп II держал тайный совет со своими министрами по поводу событий в Нидерландах, а затем предоставил аудиенцию французскому послу. Целью визита Фуркево было проинформировать католического короля о поражении армии гугенотов под Сен-Дьюи и смерти коннетабля Монморанси, а также передать личную благодарность Екатерины Медичи за военную помощь, оказанную зятем.
В ответ Филипп сообщил послу о последней выходке сына, с угрозой добавив:
– Мы не намерены больше терпеть безумства и чрезмерную распущенность инфанта, последним «подвигом» которого был замысел убить его дядю.
После мессы король вернулся в свои покои и вызвал на приватную беседу принца Эболи, а также герцога Лерму и Диего де Мендосу, главных камергеров дона Карлоса. Этим лицам Филипп II впервые сообщил о своём намерении собственноручно арестовать инфанта следующей ночью. Перес позже утверждал, что указанные вельможи единодушно умоляли короля пощадить дона Карлоса.
– Потому что, – говорит он, – они верили, что в конечном итоге инфант будет освобождён из тюрьмы, какова бы ни была его судьба, и что все, кто потворствовал его заключению, будут наказаны.
Однако король был неумолим. Он не просто так вызвал камергеров сына, ибо, справедливо опасаясь последствий своих безумных выходок, дон Карлос приказал искусному ремесленнику, некоему Луи де Фуа, сконструировать замок со специальной пружиной, который можно было открыть только изнутри спальни. Дверь была также заперта на засовы, которые инфант собственноручно задвигал ночью, прежде чем лечь спать, и которые он один с помощью блоков отстегивал утром, вставая с постели. Королю также было известно, что его сын спал, положив меч и кинжал рядом с собой, а заряженный пистолет – под подушку. Ещё у него были две заряженные аркебузы в шкафу рядом с кроватью. Поэтому Филипп приказал Лерме и Мендосе оставить дверь в покои инфанта приоткрытой после того, как их господин удалится на отдых, и вынуть его меч и кинжал, а также аркебузы из шкафа. Затем камергеры были отпущены с предписанием хранить всё в тайне. Позже, вечером 18 января, были отправлены приглашения явиться во дворец герцогу де Фериа, приору дону Антонио де Толедо, дону Луису де Кихаде, верному мажордому покойного императора Карла V, и Хуану Манрике де Лара, мажордому Елизаветы. Все эти лица также являлись членами государственного совета. Герцогу де Фериа, капитану телохранителей, было приказано привести с собой двенадцать солдат гвардии. Эти лица были проинформированы королём о его намерении и получили приказ содействовать его надлежащему исполнению. Два младших офицера королевской канцелярии, Санторо и Бернате, получили приказ от короля запастись гвоздями и молотками и быть готовыми следовать за ним.
Между одиннадцатью часами и полуночью Филипп II в сопровождении вышеупомянутых вельмож и принца Эболи, сопровождаемый отрядом телохранителей, спустился по лестнице, ведущей из его собственных покоев в покои дона Карлоса, одетый в доспехи поверх своей одежды, и со шлемом на голове. Король беспрепятственно вошёл в покои сына, все его приказы были беспрекословно выполнены камергерами. Меч и кинжал инфанта тоже были вынесены, кроме заряженного пистолета под его подушкой. Прежде, чем Филипп счёл благоразумным войти в спальню, герцог де Фериа осторожно приблизился к кровати спящего дона Карлоса, сопровождаемый стражником, и вытащил оружие из-под подушки. Разбуженный шумом, инфант вскочил с постели и спросил:
– Кто там?!
Фериа ответил:
– Государственный совет!
Тогда дон Карлос разразился яростными угрозами и проклятиями и громко призвал к оружию. После чего его взгляд остановился на отце, который тем временем вошёл внутрь и встал в ногах кровати. Затем комната наполнилась знатью и вооружёнными стражниками. При виде своего отца инфант воскликнул:
– Ваше Величество здесь для того, чтобы лишить меня жизни или свободы?
– Ни то, ни другое. Успокойся! – строго произнёс Филипп.