Лучшая принцесса своего времени

– Чего же тогда Ваше Величество хочет от меня?

– Вы скоро узнаете, мои действия направлены исключительно на Ваше благополучие.

Затем, повернувшись к двум офицерам, Санторо и Бернате, Филипп II приказал им заколотить окна гвоздями и принести ему ключи от шкафов и сундуков в апартаментах сына. Ещё он приказал убрать всю мебель, даже стулья, каминные полки и подсвечники. Услышав эти приказания, несчастный дон Карлос в бешенстве вскочил со своей постели и попытался броситься в огонь, который пылал в очаге. Однако приор дон Антонио подхватил его на руки и отнёс, почти лишившегося чувств от ярости, обратно в постель. Дон Карлос, однако, после долгой жестокой схватки сумел вырваться из рук своего похитителя и бросился к ногам своего отца с рыданиями. Король же со своей «обычной снисходительностью» приказал сыну успокоиться и спокойно вернуться в свою постель.

– Убейте меня, Ваше Величество! Лучше я умру, чем стану пленником! Это вызовет скандал!!! – воскликнул несчастный дон Карлос. – Если Вы не убьёте меня, я покончу с собой!

– Нет, – ответил Филипп, – Вы этого не сделаете, потому что это был бы поступок сумасшедшего!

– Я не сумасшедший, но Ваше Величество приводит меня в отчаяние своей суровостью.

– На будущее я хочу, чтобы Вы относились к нам как к королю, Вашему суверену, а не как к отцу! – возразил жестокий монарх.

Затем принц бросился на свою кровать, и его слова настолько потонули в слезах и вздохах, что их больше не было слышно. Филипп приказал изъять все бумаги в покоях своего сына и унести его письменные принадлежности, а также небольшой сундучок, в котором хранились его личные вещи. В конце король, обращаясь к герцогу Фериа, сказал:

– Я вверяю инфанта Вашему особому попечению. Охраняйте его хорошенько!

Пожелав, чтобы дворяне, присутствовавшие при аресте, «служили инфанту со всем должным уважением, но не выполняли ни одного из его приказов, не сообщив сначала о них ему; и, наконец, преданно охраняли его, не жалея своей жизни», король удалился из апартаментов, получив от каждого присутствующего дворянина клятву верности и сохранения тайны. Герцог де Фериа, граф де Лерма и дон Диего де Мендоса всю ночь оставались на страже в покоях дона Карлоса. При дневном свете на окнах спальни, занимаемой инфантом, которая располагалась в части дворца, называемой «Эль Торре», над комнатами Хуаны Австрийской, были установлены прочные решётки. Смежную комнату также укрепили решётками и замками, а вместо обычной перегородки поставили решётчатую ширму из дерева, чтобы герцог де Фериа всегда мог видеть своего несчастного узника. В проходе, который вёл в эту тюремную камеру, была выставлена охрана из двенадцати алебардщиков, причём солдатам было приказано убивать любого, кто попытается силой проникнуть к дону Карлосу, предварительно не предъявив пропуск. Этой же ночью или, скорее, утром 19 января Филипп II энергично приступил к принятию мер, необходимых для продолжения столь необычного дела. Был издан приказ, запрещающий отправку почты из столицы, в то же время на границы и в морские порты королевства были разосланы предписания, запрещающие «любому человеку покидать Испанию, поскольку для Его Величества было чрезвычайно важно, чтобы арест господина инфанта в настоящее время сохранялся в тайне».

Затем король проинформировал об этом событии свою супругу, а также сестру. Елизавета проплакала почти целых два дня без остановки, пока король не приказал ей вытереть слезы. А Хуана, похоже, была просто убита. Детство её несчастного племянника прошло почти полностью под её попечением, и одно время она испытывала к нему величайшую привязанность, пока её не оттолкнула от инфанта неистовая ненависть последнего. Ещё раньше супруга и сестра короля договорились вместе отметить 19 января праздник святого Себастьяна, покровителя сына Хуаны. Однако Елизавета была так взволнована, что не смогла покинуть дворец.

– Королева, Ваша дочь, мадам, глубоко потрясена этим событием, – написал Фуркево Екатерине Медичи.

Однако он не мог отправить свои три депеши, одну из которых адресовал королю Карлу, а две – королеве-матери, до 22 января, когда его курьеру, наконец, разрешили покинуть Мадрид.

– Мадам, – добавил французский посол через несколько часов после ареста дона Карлоса, – возможно, Вам будет приятно вспомнить, что я писал Вам давным-давно: если бы не публичный скандал и сплетни, католический король посадил бы своего сына в тюрьму из-за его беспорядочной жизни и выходок, будучи не в состоянии каким-либо образом контролировать его. Ваше Величество поймёт (из моего донесения королю), что это событие, наконец, произошло, ибо принц теперь пленник в своей комнате; на его ноги наложены кандалы, на окнах – решётки и сильная охрана, выставленная для того, чтобы охранять все пути к его покоям. Говорят, что его перевезут в Мото-де-Медина-дель-Кампо или в какой-нибудь другой замок неподалёку от Вальядолида. Король сказал упомянутому принцу, что он должен судить его как король, а не как отец. Я приложу все усилия, мадам, чтобы раскрыть истинную тайну его ареста. Ходят слухи, что упомянутый принц хотел убить своего отца, а также, что он намеревался бежать из королевства…. Возможно, мадам, что это событие задержит, если не совсем расстроит брак упомянутого принца со старшей принцессой Богемии. Возможно, Руй Гомес предвидел это событие, потому что во время беседы со мной за несколько дней до родов королевы, Вашей дочери, сказал: «Сначала нужно посмотреть, какое потомство Богу будет угодно дать упомянутой королеве, чтобы решить этот вопрос (о браке), а также другие».

Сдержанность официального соболезнования, с которой Фуркево сообщил своим государям об аресте инфанта, едва ли скрывает ликование, которое он испытывал, узнав, что наследование испанского престола должно было перейти к детям Елизаветы.

Известие об аресте инфанта было воспринято жителями Мадрида без каких-либо протестов. В отсутствие официальных заявлений о причине, толкнувшей короля на столь крайнюю меру, дону Карлосу приписывались отцеубийство, мятеж и ересь.

– Я знаю сорок причин, каждая из которых будет считаться веской для ареста инфанта, моего сына, что побудило меня, к моему величайшему сожалению, поступить так, как я поступил! – заявил Филипп II в присутствии своего двора через несколько часов после ареста дона Карлоса.

Король действовал в соответствии с самыми строгими правилами и немедленно направил письмо в муниципалитет Мадрида, в котором сообщил об аресте своего сына и заявил, что это событие было решено по такой святой причине, которая оправдывала эту меру в глазах Бога и других людей. Покинув апартаменты королевы, куда он направился вскоре после того, как передал несчастного инфанта на попечение герцога де Фериа, Филипп вернулся в свой кабинет и приготовился предоставить аудиенцию различным корпоративным органам своего королевства, призванным получить уведомление об аресте наследника из уст самого короля. Первым, однако, появился граф Дистрихштейн, императорский посол. Выразив сожаление по поводу умственной отсталости дона Карлоса, вынудившей его, по соображениям совести и долга, отстранить своего сына от престолонаследования, Филипп II добавил, что, поскольку инфант, по мнению врачей его королевства, непригоден для передачи своих прав собственному потомству, от предполагаемого союза с эрцгерцогиней Анной также необходимо отказаться. Из этого признания становится очевидным, что король в течение последних двух лет подумывал об аресте своего сына из-за его безумного поведения, и что мера, которую он внезапно осуществил, была принята для предотвращения бегства дона Карлоса из королевства. Затем Филипп созвал служащих своего двора и двора королевы, представителей властей Мадрида, приоров Аточи, Сан-Иеронимо и Эскориала, а также членов различных советов по ведению государственных дел, и со слезами на глазах сообщил об аресте своего сына:

– Бог свидетель, что то, что я сделал, было вызвано моей исключительной любовью, которую я испытываю к своим подданным, и моей заботой о благополучии монархии!

Закончив аудиенцию, он собрал свой государственный совет и изложил своим министрам и наиболее знатным вельможам причины ареста сына и объяснил свои планы относительно престолонаследия. Затем приказал принести сундук, который забрал из апартаментов инфанта, и открыть его в присутствии членов совета. Среди бумаг, написанных рукой дона Карлоса, было много планов в противовес действиям правительства его отца,