– Сир, – в свой черёд, сообщил посол своему повелителю, – католический король, желая, чтобы Ваше Величество было проинформировано об истинной причине ареста его сына, 27-го числа прошлого месяца через Руя Гомеса сообщил мне, что в течении последних трёх лет упомянутый принц перенёс большое количество болезней, и что он никогда не обладал ясным разумом, о чём свидетельствовали его действия. Его Величество, наблюдавший за этим с бесконечной печалью, тем не менее, долгое время хранил молчание, полагая, что годы восполнят этот недостаток ума. К сожалению, желания короля не были выполнены; напротив, дела с каждым днём становились всё хуже; так что Его Величество потерял всякую надежду на то, что его сын восстановится и докажет, что достоин унаследовать власть над столькими королевствами и государствами, в противном случае это принесло бы невыразимые страдания подданным Его Величества и полное разорение упомянутым королевствам, и после долгих раздумий и к его невыразимому сожалению, он решил испробовать другой метод, который заключался в заключении упомянутого принца в пределах одной просторной комнаты в Мадридском дворце, где с ним будут обращаться так, как подобает, но в то же время он будет находиться под такой строгой охраной, что не в его силах будет причинить вред кому-либо, и он не сможет уехать из Испании, как намеревался.
– Упомянутый Руй Гомес попросил меня также передать Вашему Величеству, – добавил Фуркево, – что его господин считает дона Карлоса опасным сумасшедшим, который поклялся «преследовать до смерти» его самого и других лиц.
В свой черёд, вдовствующая королева Португалии отправила Филиппу II письмо, полное соболезнований в отношении дона Карлоса. Екатерина Австрийская даже предложила приехать в Мадрид и взять на себя опеку над инфантом, своим двоюродным внуком. Король, однако, кратко уведомил свою царственную родственницу:
– Ваше Величество может избавить себя от этих хлопот.
Папа римский в ответ на депешу короля намекнул испанскому послу, что он ни в коем случае не удовлетворён объяснениями Филиппа II и желает знать, в чём заключается преступление его сына. Испанский король подчинился и отправил в Рим шифровку, после чего посол предостерёг его от лица Пия V:
– Его Святейшество высоко оценивает политику Вашего Величества, так как уверен, что сохранение христианства зависит от того, проживёте ли Вы много лет и будет ли у Вас преемник, который пойдёт по Вашим стопам.
Наибольшее возмущение выказали император и императрица, как стороны, наиболее заинтересованные в благополучии дона Карлоса. Они написали Филиппу, что глубоко сожалеют о крайней мере, которую тот счёл уместным принять в отношении своего сына, тем не менее, надеются, что инфант будет освобождён из заточения в срок, который его отец сочтёт целесообразным, и что это его наказание может иметь хорошими результаты. Более того, императорская чета попросила короля отправить домой их сыновей, которые находились при испанском дворе со времени болезни дона Карлоса в 1564 году. Послу Дитрихштейну было приказано повторять это требование до тех пор, пока оно не будет выполнено: их императорские величества желают, чтобы их сыновья находились под их собственной опекой. В ответ католический король попросил Максимилиана пока оставить эрцгерцогов в Испании, добавив, что, когда он отправится во Фландрию, то лично вернёт своих племянников их родителям. Католический король также напомнил о помолвке эрцгерцога Рудольфа с его дочерью Изабеллой и заявил, что имеет право рассчитывать на утешение со стороны своего старшего племянника.
Получив информацию о том, что при иностранных дворах в целом преобладает мнение, что его несчастный сын был арестован вследствие участия в заговоре с целью убийства своего отца, Филипп II незамедлительно потребовал, чтобы его послы при иностранных дворах опровергли это сообщение. Католический король также отказался принимать соболезнования от больших городов своего королевства:
– Потому что, действуя на благо нации, мы не нуждаемся в соболезнованиях.
Тем не менее, кортесы Арагона, Каталонии и Валенсии осмелились направить своих представителей для выяснения причины ареста инфанта, а также для того, чтобы просить короля освободить его сына. Однако, получив в пути намёк на то, что Филипп считает это назойливым вмешательством в свои дела, депутаты, опасаясь за свою безопасность, были вынуждены вернуться домой. Кроме того, король запретил всякое упоминание о доне Карлосе с религиозных кафедр.
После ареста инфанта дон Хуан Австрийский удалился из столицы. Вернувшись в начале февраля, он надел траурные одежды и предстал в таком виде перед королём. Филипп II холодно и молча оглядел его, а затем приказал:
– Идите и облачитесь в свои обычные одежды.
Никаких изменений в придворный этикет тоже внесено не было, за исключением тех послаблений, которые стали необходимы в связи со слабым здоровьем королевы.
– Принц Испанский, – заметил Фуркево, – почти забыт; о нём никто не говорит, как будто он никогда и не родился.
Но покои огромного мадридского Алькасара отзывались эхом на стоны и причитания несчастного дона Карлоса. Он упорно отказывался от всего, кроме приёма незначительного количества пищи. Не желал открывать молитвенник и жития святых, предоставленные ему для прочтения. Узнав о душевном состоянии своего сына, Филипп II содрогнулся и приказал Суаресу поговорить с ним. Естественно, податель милостыни инфанта использовал самые убедительные аргументы:
– Что скажет мир, когда узнает, что Вы снова отказываетесь исповедоваться; и когда обнаружатся другие ужасные вещи, в которых Вы были виновны, причём такого характера, что если бы они касались кого-либо другого, кроме Вашего Высочества, Святая канцелярия была вынуждена поинтересоваться: действительно ли автор их был христианином?
Увещевания доброго Суареса оказались тщетными: в течение февраля и марта 1567 года душевное волнение и буйное поведение инфанта не поддавались описанию. На протяжении всего этого периода он также страдал от желчной лихорадки – болезни, которая была его проклятием с детства. Посол Фуркево в письме от 26 марта жалуется:
– Сир, в отношении принца Испанского трудно получить какие-либо сведения; поскольку под страхом смерти запрещено сообщать или упоминать о чём-либо, что упомянутый принц делает или говорит. Даже Её Величество королева знает не больше того, что угодно королю, её мужу, рассказать ей.
Тем не менее, известно, что дон Карлос не изменил своё экстравагантное поведение. Например, он, не раздумывая, проглотил своё кольцо с бриллиантом, как таблетку, факт, который после долгих поисков был, наконец, установлен его охраной.
– Принц здоров физически, – добавляет посол, – хотя цвет его лица стал желтоватым. Зато он болен психически и безутешен в своей тюрьме – при этом не может удержаться от совершения глупостей и злословия о короле, своём отце, что само по себе доказывает его явное безумие.
ebooksa