Проект «Джейн Остен»

— Как по мне, это впечатляющий уровень отрешенности для столь юной леди.

— За душой у меня были только интеллект да здравый смысл — что еще мне оставалось делать?

— Вы так говорите, будто это какие-то мелочи.

Она бросила на меня смешливый взгляд.

— Мэри. Ну сколько мы с вами уже друг друга знаем?

Однажды я спросила ее про Эдварда.

— Каково вам было, когда он покинул дом и его усыновили Найты? Как к этому отнеслись все остальные?

— Я тогда была мала, семи-восьми лет от роду. В то время я об этом не думала. Дома постоянно сновали мальчишки: отец в те годы как раз набирал учеников. Позже, разумеется, у меня появились вопросы. У всех нас. — Джейн задумалась. — Много лет Генри негодовал, что выбрали не его. Но никогда не выдавайте ему, что я вам об этом рассказала. — Она помолчала. — Я думаю, что Найты в конечном счете сделали правильный выбор: Нед ведь и правда производит впечатление прирожденного сквайра.

— А может, он просто вжился в навязанную ему роль.

— А может, одно неотделимо от другого.

— И все-таки не кажется ли вам странным, что мальчика выбрали, как щенка из помета?

Она рассмеялась.

— Жизнь полна странностей, не так ли? Как вышло так, что мистер Дарси влюбился в Элизабет Беннет, хотя мог заполучить любую леди в королевстве?

— Потому что вы сделали ее такой прелестной?

— О да, пожалуй, поэтому.

Все шло гладко — до начала августа.

Я почти закончила работу с письмами: мне оставалось вернуть на место предпоследнюю связку, забрать последнюю — и все. В любой день на пороге мог объявиться Генри, взявший перерыв в подготовке к принятию сана, что помешало бы мне завершить дело. Даже если он остановится не в коттедже, как в прошлый раз, а в Большом доме, то все равно будет путаться под ногами, что ограничит мне и доступ к шкатулке с письмами, и возможность вести откровенные разговоры с Джейн, которые случались, только когда мы с ней были наедине. Мне почти удалось подвести беседу к «Уотсонам»; я несколько раз приближалась к этой теме, но в итоге либо тушевалась, либо решала, что здесь нужен более аккуратный подход.

А еще я не виделась с Генри с тех пор, как начала спать с Лиамом. У меня не возникало опасений, что он что-то почует. Но я с ужасом думала о моменте, когда снова окажусь в компании сразу обоих, по официальной версии будучи сестрой одного и тайной невестой другого. Мне не терпелось разорвать помолвку, осложнений хватало и без нее, но, отказав Генри, я бы утеряла расположение домочадцев Джейн.

Так рисковать я не могла. Сначала следовало добыть оставшиеся письма и «Уотсонов», и я хотела продолжать наблюдение за болезнью Джейн, пусть даже это занятие все сильнее вгоняло меня в отчаяние, а тревога, от которой я старательно отмахивалась, так до конца меня и не покидала. Ей оставалось жить еще десять месяцев, но состояние ее ухудшалось с каждым днем. Ничто не говорило о том, что она завершила «Доводы рассудка», как и о том, что она вообще над ними работала. В те дни, когда Джейн спускалась и садилась за свой столик, писала она преимущественно письма — судя по стопкам их, которые я замечала на столике у выхода, откуда слугам полагалось их забирать и рассылать адресатам: Энн Шарп — в Йоркшир, Фанни Найт — в Кент, брату Чарльзу — в море, Генри — в Оксфорд. Мне было ненавистно думать о том, что мы, возможно, настолько исказили поле вероятностей, что приблизили момент ее смерти, но такая мысль посещала меня все чаще.

В тот день я довольно долго ждала, пока Джейн уснет. Уверившись, что она вроде как спит, я встала и обошла кровать Кассандры, достала из-под нее шкатулку и вытянула связку писем из корсета; проделывала все это я спиной к Джейн. Поправив корсет и разгладив свою многослойную юбку, я обернулась на шорох — с письмами в руке — и обнаружила, что Джейн не только проснулась, но и наблюдает за мной, сидя в кровати.