Обвинения в ритуальных убийствах детей начали появляться в различных концах Европы приблизительно в это же время. Похоже, что все началось в Англии:
Как мы видели, первое дело о ритуальном убийстве возникло в 1144 году в Англии. Тело юного подмастерья было обнаружено накануне Святой пятницы в лесу около Норвича. Распространился слух, что мальчик был убит евреями в насмешку над Страстями Спасителя. Обвинители уточняли, что убийство было запланировано заранее <…>. Власти не проявили доверия к этому обвинению, и городской шериф принял меры для защиты евреев. Однако произошли беспорядки, и один из влиятельных евреев города был убит разорившимся рыцарем, который по случайному совпадению оказался должником убитого. В результате этой истории возник местный культ; на протяжении многих веков мощи святого Уильяма были объектом паломничества. <…> Один из главных обвинителей, монах Теобальд из Кембриджа, был евреем-вероотступником, лишь недавно крестившимся
Похожие события начали разгораться одно за другим во всех концах, и их последствия были чем дальше, тем трагичнее: в 1171 году в Блуа после такого рода предполагаемого убийства 38 евреев были осуждены и сожжены на костре, в 1191 году в Брей-сюр-Сен таким же образом погибло уже около ста человек и т. д. Дело приобрело масштаб эпидемии.
Начало выглядит тривиальным, мотивы протагонистов – прозрачными, обвинения – без каких-либо оснований, и все же явление это получила массовое распространение. Еврейские убийства христианских детей в Страстную пятницу: евреи, убийцы Иисуса, хотят заново и впредь продолжать его убивать. Они убили его не единожды, убивание Иисуса – их постоянная практика, практическая реализация их еврейского существа. Они убивают его в наших детях, предположительно убитые дети очень скоро превращаются в святых, в новых мучеников.
Это явление до XIII века стало столь распространенным и столь абсурдным, что король Германии Фридрих II в 1236 году захотел выяснить, что же за этим скрывается, и назначил комиссию, которая должна была расследовать, правдивы ли эти обвинения. В комиссии он собрал многочисленных крещеных евреев, которые были близко знакомы с иудейской верой и практикой и в то же время, после принятия христианства, стали противниками своих бывших братьев по религии. Как бы там ни было, комиссия пришла к однозначному выводу, что ни в Ветхом Завете, ни в Талмуде нет ничего, что бы оправдывало подозрения в какой-либо еврейской жажде крови. Ровно наоборот, их законы строго запрещают любое применение крови, и ни в каком месте не предполагается ни один ритуал, содержащий кровь. Император издал Золотую буллу, в которой постарался снять с евреев всякую вину. Конечно же, это никоим образом не помогло. Напротив, тот факт, что еврейские законы столь строго запрещают использование крови, был истолкован как знак особой ее жажды – там, где запрет, должна быть и жажда.
Десять лет спустя, в 1247 году, папа Иннокентий III выпустил буллу, в которой снова постарался установить порядок и призвать к разуму:
Хотя Священное Писание учит евреев: «Не убивай» и запрещает им на Пасху прикасаться к убоине, их ложно обвиняют в том, что на Пасху они разделяют между собой сердце убитого ребенка, утверждая, что это предписывают им их законы, тогда как на самом деле законы это строго запрещают. Если где-то обнаружат труп, то убийство злостно приписывают евреям. Их подвергают преследованиям, используя в качестве предлога эти выдумки или другие, подобные им, и вопреки привилегиям, дарованным им апостолическим Святым престолом, без суда и следствия, попирая правосудие, у них отнимают все их имущество, их морят голодом, берут под стражу, пытают, так что их судьба оказывается еще хуже, чем жизнь их предков в Египте…
Сочинение более чем разумное и всецело ясное попыталось унять страсти, но, конечно, безрезультатно. В целом для этого начального периода характерно, что короли, папы, вельможи, высокая аристократия, церковные служители и т. д. по большей части старались защитить евреев и сдержать нахлынувший поток антисемитизма, который распространялся на крыльях народного гнева, или, по крайней мере, ограничить и канализировать его. Их вмешательство хоть и отличалось по тону и решительности, всё же многие предпочитали плыть по течению или отводить взгляд в сторону (так делало большинство низшего духовенства), однако это не меняет того факта, что волна антисемитизма не была спланирована и управляема, а представляла широкое движение народных масс.
Так было и у нас. Евреи в XIII веке поселились сперва в Штирии и Каринтии и чуть позже в Крайне, и везде они сразу же начали заниматься финансовыми делами. И безусловно, не нужно было долго ждать типичных историй:
Известны сообщения Вальвазора[55] об антиеврейских выступлениях в Любляне. В 1290 году якобы были большие волнения в связи с потерявшимся ребенком, много евреев были убиты. В данном случае речь якобы шла о подозрении на ритуальное убийство. В 1337 году евреев обвиняли в том, что они отравили воду в колодцах Любляны. В 1408 году был обезглавлен еврей, который вступил в плотскую связь с христианкой[56]. Евреи протестовали и негодовали, завязались драки, и трое евреев оказались мертвы. При тогдашних антиеврейских настроениях среди народа необоснованные слухи о событиях, которые приводит Вальвазор, должны были послужить поводом для выступлений против евреев. Подобные события упоминаются в качестве причин антиеврейских волнений и в других городах
Чем больше крепла экономическая деятельность и вместе с ней увеличивались ссуды, тем больше росла и всеобщая ненависть к евреям. И главной причиной было, конечно, ростовщичество.
Высокие проценты и процессы по взысканию задолженностей зачастую ставили под угрозу или даже приводили к уничтожению экономическое существование должников. Возникало неприятие по отношению к еврейским заимодавцам; тяжелые условия займа, при которых должники получали деньги под проценты, они воспринимали как душегубство. Религиозное противостояние лишь заостряло это неприятие. Как упоминает Вальвазор, многие христианские должники полагали, что не обязаны держать слово перед евреями и возвращать им заем
Здесь речь идет о мотиве, который распространялся вместе с волной антисемитизма: в частности, что христианин не должен держать слово перед евреем и что договоры, заключенные с ними, на самом деле ничтожные и ни к чему не обязывают. Идея даже нашла поддержку в некоторых папских документах.
Нарастающее неприятие привело к требованиям изгнания, и самого изгнания не пришлось долго ждать. Но снова повторился тот же мотив: относительно просвещенный император сопротивлялся требованиям, в определенных границах защищал евреев и лишь со временем поддался давлению. Штирийское и каринтийское земские собрания предложили императору солидную компенсацию, чтобы тот выдворил евреев, и в 1496 году действительно был издан императорский указ об их изгнании из Штирии и Каринтии, приводящий осквернение таинств, ритуальные убийства христианских детей и ростовщичество. Вскоре за этим последовали земские собрания в Крайне, где люблянские горожане, по большей части должники еврейских заимодавцев и конкуренты еврейской торговли, с нетерпением взяли дело в свои руки и сперва самолично выпроваживали и брали под стражу евреев, а также всеми возможными способами их ограничивали. Император сперва пытался утихомирить горячие головы и легально брал под свою защиту евреев, пока не поддался демократическим требованиям: «Наконец городские требования были удовлетворены, император Максимилиан I 1 января 1515 года дал городу право выдворить евреев и в будущем не позволять им повторно вселяться» [Valenčič 1992: 26]. Взамен город должен был выплачивать большие суммы денег, которые, помимо прочего, были использованы на строительство замка и крепостных стен. –
Какую связь имеет этот краткий экскурс в историю антисемитизма с нашей темой скупости? Связь с процентами и ростовщичеством очевидна, но мы видели, что ростовщичество предполагает гораздо больше: оно всегда влечет за собой кражу удовольствия Другого, присвоение и накопление избыточного объекта, высасывание жизненной субстанции Другого. И что это за жизненная субстанция, как не наша кровь? Более того, кровь наших детей? Более того, кровь нашего Спасителя? Евреи, тем, что дерут с нас проценты, забирают нашу кровь, ту самую живую субстанцию нашего существа и жизни, нашего наслаждения. Проценты и кровь, какое величественное сгущение! Скупец желает еще одну золотую монету, избыточный объект, избыточное наслаждение, которое можно взвесить только лишь в мясе и крови. Невозможный эквивалент этого избытка и есть жизненная субстанция крови, – и его привилегированной метафорой как раз и будет тот фунт мяса, который хотел отрезать Шейлок, этот еврей
Фунт мяса как эквивалент процентов – метафора, концентрирующая всю нашу проблему. Мы видели, что шейлоковский фунт мяса не взялся из неоткуда, он имеет долгую предысторию, а именно историю ритуальных убийств христианских детей, которая этот фунт мяса напрямую привязывает к религиозной основе, к убийству Иисуса Христа. Скупость, эта определяющая черта еврейства, с одной стороны, влечет за собой ростовщичество и проценты, а с другой – жажду крови и тот фунт мяса, который фантазматически связан с жертвой Христа. И то и другое держится вместе и поддерживает друг друга. Отсюда можно вывести и все остальные определяющие черты антисемитизма.
Евреи, как говорит далее фантазм, грязные и зловонные. Грязь опосредованно вызывает ассоциации с избытком удовольствия и на вид противостоит скупости, в действительности же она – ее продолжение. Грязь буквально воплощает то грязное удовольствие, ту сторону наслаждения, в котором невозможно признаться и которое прячется в темноте. Деньги грязные, пачкаются и воняют, хотя и
В 1914 году, в героические времена психоанализа, Эрнест Джонс опубликовал в журнале «Internationale Zeitschrift für ärztliche Psychoanalyse» короткое сочинение под названием «Стрижка волос и скупость» («Haarschneiden und Geiz») [Jones 1978]. В нем он сообщает о своем пациенте, скупость которого вынуждает его экономить деньги на мытье, – если учесть, что это было еще до времен всеобщего распространения ванных комнат в каждой квартире («
Этот же пациент хотел сэкономить и на стрижке волос, которую он откладывал на более длительный срок, так что его все более редкие посещения парикмахера имели следствием все более длинные волосы. Парикмахер к тому же каждый раз предлагал ему дополнительные услуги, завить ему кудри и т. д., что внушало пациенту жуткий страх, так как все эти вещи стоят денег и представляют собой ненужные расходы, в то же время ему было стыдно публично демонстрировать скупость, и поэтому против своей воли он соглашался. Правда в том, что для своей скупости он хотел приберечь даже эту столь незначительную трату, но в то же время ни одна трата не бывает слишком большой для того, чтобы эта непозволительная услада не осталась скрытой, спрятанной от взгляда Другого. Джонс при этом устанавливает связь между
Необычно то, что Джонс (будучи одним из редких неевреев в первом поколении психоаналитиков) делает акцент на двух структурных элементах, которые образуют стандартный образ еврея – грязь и длинные волосы, – но этой связи он не упоминает. Элегантность этой короткой статьи в том, что автор делает вывод о двух ключевых еврейских чертах на основании скупости, превращая их в ее естественное продолжение и реализацию. Скупость, таким образом, выглядит как главный еврейский грех, из которого можно вывести все остальные.
ebooksa