Жанна – Божья Дева

22
18
20
22
24
26
28
30

Акт возведения в дворянское достоинство: Pr.V. Фамилия в документе написана «d’Ay», и нужно сказать, что её начертание в XV веке было установлено далеко не точно, – тем более что, говоря о Жанне, её фамилию не указывали почти никогда, просто её как бы не знали: она сама всегда называла себя просто «Девушкой» и так же называли её все её современники. Поэтому когда в официальной бумаге фамилию всё же нужно было назвать, её писали на слух, как попало. В манускрипте № 411 Орлеанской библиотеки о. Донкёр вычитал даже начертание «Таге», которое он готов признать наиболее правильным («Jeanne s’est-elle jamais appelee d’Arc?» в «Ecclesia» № 38, 1952). Но я уже говорил во вступительных замечаниях, как небрежно сделан Орлеанский манускрипт; при этих условиях сомнительно, чтобы начертание «Таге» следовало предпочитать ставшему общепринятым «d’Arc». Зато убедительно в доводах о. Донкёра то, что последняя согласная, во всяком случае, не произносилась: выговаривали «ДАР». Что же касается спора о том, ставить ли апостроф или нет, то, на мой взгляд, он лишён всякого смысла: французская орфография XV века не знала апострофа и часто игнорировала также заглавные буквы («due d’Orleans» писали «dorleans»). «De» как указание происхождения из определённого места теперь вообще пишут в собственных именах слитно или раздельно исключительно в силу установившегося обычая, более позднего и не обязательно связанного с дворянским или недворянским происхождением. О гербе: допрос 10 марта; А. Валлон, «Jeanne d’Arc» 1860 (ср. Кишра в «Revue Historique» t. IV).

Её заявления о её материальных средствах: допросы 27 февраля и 10 марта. Счета: Pr. V; там же о девице Польнуар. Салют и реаль (выпущенные в 1429 г.) – монеты чистого золота, номинально равноценные экю, но фактически более полновесные, так как экю был к этому времени «фальсифицирован» наодну треть, с 24 каратов до 16 (Дьедонне: «Lamonnaie royale» в «Bibl. de I’Ес. des Charles» 1911-12). Ла Тремуй в качестве камергера получал 1000 реалей плюс 500 экю в месяц (Бокур).

«Une fausse maison de Jeanne d’Arc»: «Bulletin de la S-te archeologique de I’Orleanais» 1918 (Э. Жарри). Появление Жанны в Орлеане: Рг. V и Ж. дела Мартиньер в «Le Moyen-Age» 19346 № 3.

Её письма городу Реймсу: Pr. V.

Письмо Карла VII Реймсу от 19 марта, текст Жувенеля дез-Юрсена о хищениях, созыв Генеральных Штатов в Сюлли, последующие военные мероприятия: Бокур (t. II).

Письмо гуситам: Bibl. de Г Ес. des Chartes, 3 serie, t. II (Кишра в V томе привёл его с неверной датой); о его связи с отправкой посольства в Германию: Ж. Кордье, указ. соч. – Нидер: Pr. V.

Даты и даже последовательность событий в её последней кампании не так легко установить. Монстреле датирует бой под Ланьи началом мая – но он помещает его после боя под Пон-ль’Эвеком, что явно невозможно. Как и говорит Персеваль де Каньи, бой под Ланьи должен был происходить до её появления в Санлисе (24 апреля); но тогда вероятно, что он произошёл также до её появления в Мелене, где она была «на пасхальной неделе», т. е. не раньше 17-го, после чего она должна была успеть к 24-му пройти в Санлис. Относительно освобождения Мелена и его даты: П. Шампьон, «Guillaume Flavy», указ. соч.

Франке д’Аррас: допрос 14 марта после полудня. Ребёнок в Ланьи: допрос 3 марта. «Меленские рвы»: допрос 10 марта; что она с тех пор «полагалась на мнение военачальников»: допрос 12 марта после полудня.

Операции вокруг Компьени: П. Шампьон, «Guillaume Flavy» (включая некоторые выдержки из «Хроники без заглавия», не приведённые у Кишра); там же данные о самом Флави. Сентрай по всем источникам появляется вместе с ней только под Пон-ль’Эвеком, вопреки тому, что пишет Кордье; а из сентябрьских жалоб Реймса видно, что он с осени командовал гарнизоном в Шато-Тьерри; и конечно, не он был взят в плен вместе с нею, а Потонле Бургиньон, брат д’Олона, (Шатлен, Монстреле, «Memoire sur Flavy» в Pr. V).

Запись Жана ле Фейона: Габриэль Аното, указ. соч. Компьеньские старики: Ален Бушар, «Chronique de Bretagne».

Её собственный рассказ о взятии в плен: допрос 10 марта.

Письмо Филиппа Бургундского городу Сен-Кентену от 23 мая: Рг. V; там же пересказ письма Желю Карлу VII; молитву, читавшуюся в Дофине о её освобождении, я привёл по П. Донкёру: «Qui a brule Jeanne d’Arc?» (1931).

Дошедший до нас пересказ писем Режинальда Шартрского городу Реймсу составил в XVII веке Рожье (Pr. V).

IX

«Я думаю, раз это угодно Господу, то лучше, что я в плену».

Она была взята в плен бургундцами около 6 часов вечера 23 мая. 26 мая – с быстротой действительно молниеносной – Филиппу Бургундскому из Парижа было уже направлено следующее послание за печатью Святейшей Инквизиции и за подписью двух секретарей Парижского университета, Ле Фурбера и Эбера:

«Высокому и могущественному князю Филиппу Бургундскому, графу Фландрскому, Артуа, Бургундскому и Намюрскому, брат Мартин Бийорен, магистр богословия и генеральный викарий инквизитора веры в королевстве Французском, шлёт привет в Иисусе Христе, истинном нашем Спасителе. Ввиду того, что все верные христианские государи и все прочие истинные католики обязаны искоренять все отклонения от веры… и ввиду распространившейся ныне всеобщей молвы о том, что некоей женщиной, называемой Жанной, которую противники этого королевства именуют Девушкой, и по её поводу многоразличные заблуждения сеялись, догматизировались, провозглашались и распространялись и ныне ещё распространяются во многих городах и иных местах этого королевства, отчего проистекли и ныне ещё проистекают многочисленные оскорбления и соблазны, противные славе Божией и нашей святой вере, вызывая духовную гибель многих простых христиан, – таковые обстоятельства не могут замалчиваться или остаться без надлежащего возмездия. Ввиду же того, что вышеназванная Жанна милостью Божией находится ныне в вашей власти или во власти ваших благородных и верных вассалов… мы, по праву нашей должности и властью, переданной нам Святым Римским Престолом, настоятельно просим и требуем, для блага католической веры и под страхом установленных наказаний… чтоб вышеназванная Жанна, сильнейшим образом подозреваемая во многих преступлениях еретического характера, была под стражей отправлена и доставлена к нам, коль скоро станет возможным сделать это надёжным и подобающим образом, дабы предстать перед нами и ответить перед прокурором Святейшей Инквизиции и дабы с нею было поступлено по праву, при добром совете, содействии и помощи добрых докторов и магистров Университета Парижского и иных советников, имеющихся здесь».

Существуют ли основания полагать, что этот шаг был предпринят – с такою стремительностью – под давлением или по инициативе английской власти? Думаю, что таких оснований нет. Университет не нуждался ни в каком давлении и даже ни в каком поощрении, чтобы всеми силами стараться отправить её на костёр. Он никогда не был простым орудием английской политики – напротив, англо-бургиньонский режим был делом его рук, он оставался «мозгом» этого режима и отстаивал его как выражение своих собственных концепций. Эти университетские концепции рационально организованного мира Девушка разрушала не только своим делом, но и всем своим обликом. Университет, требовавший в своё время «жесточайшего» наказания для Жерсона, имел во сто раз больше оснований требовать того же для Девушки. И как только она была взята в плен, ничто не препятствовало Университету привести в движение Инквизицию, т. е. опереться на авторитет и власть Св. Престола.

Со времени переворота и «чистки» 1418 г. позиция Парижского университета оставалась неизменной. Против идей Жерсона, торжествовавших в буржском королевстве, Университет укреплял своё влияние и могущество, опираясь на папскую власть. В свою очередь Св. Престол стремился опираться на Парижский университет и в борьбе с Соборами, и в борьбе с галликанской «схизмой».

Несмотря на противодействие Мартина V, новый Собор, предусмотренный Констанцским, собрался в Сиене в 1423 г. более или менее в срок. Французское духовенство, руководимое арманьякским епископом Сен-Флурским, явилось на него с широкой программой церковных реформ. Сопротивление Св. Престола не замедлило сказаться, и начался кризис. Делегация Сорбонны тем временем была ещё в пути, и представители французского клира, уже находившиеся в Сиене, имели наивность думать, что найдут в ней союзника, несмотря на политическую борьбу внутри Франции. В этом же смысле Иоанн Рагузский писал делегатам Университета: «Торжество или полная гибель Собора зависит от вас». Наконец делегация прибыла в составе шести человек, среди которых – архиепископ Руанский Роштайе, Шюффар (может быть, не кто иной, как хорошо нам известный «Парижский Буржуа») и Жан Бопер (которого мы увидим вторым по значению лицом на суде над Девушкой). По прибытии делегация немедленно сговорилась с папой, получив от него полное удовлетворение по привезённому ею списку университетских кандидатов на церковные должности. После этого Роштайе предложил всем вообще французским клирикам возвращаться домой, грозя им в противном случае «негодованием короля Франции и Англии». Собор был сорван. Арманьякское духовенство успело только продекларировать для буржского королевства восстановление галликанских вольностей.