Джинджер. Бог мой! Немного поспал под газетами, и это мне на пользу пошло. (Поёт). «Но танцую я со слезами на глазах…».
Чарли. О, братва. Братва! Ну-ка гляньте в это чёртово окно! Смотри-ка, пар струится по стеклу! И бачки с чаем кипятятся! А рядом-то – кучи тостов и сэндвичей… А сосиски так и шкворчат на сковородке. Аж всё нутро кувыркается, когда вижу такое! Что, нет?
Дороти. У меня есть пенни. Можно мне будет на него купить чашку чая?
Снаутер.… кучу сосисок получим сегодня за четыре пенса, жди. Скорее всего, полчашки чая да пончик поганый. Вот и твой завтрак!
Миссис МакЭллигот. Не нужно тебе покупать чашку чая только для себя. У меня пол пенса, да у Дэдди столько ж, так мы прибавим их к твоим и будет у нас чашка на троих. У него, правда, язва на губе, да и чёрт с ней, – кого волнует? Ты пей около ручки, так и не будет ничего.
(Пробило без четверти пять.)
Миссис Бендиго. Могу поспорить на доллар, у моего-то старика на завтрак жареная пикша. Хоть бы он ей подавился!
Джинджер (поёт). «Но танцую я со слезами на глазах…».
Мистер Толлбойз (поёт). Ранним утром песнь моя восходит к Тебе!
Миссис МакЭллигот. Здесь и поспать чуток можно, вот что удобно. Кладешь голову на стол – и они дают поспать до семи часов. Нам, кто с площади, прям богопослание какое-никакое.
Чарли (как собака пускает слюни). Колбаски! Ах, эти несчастные колбаски! Валлийский кролик! Горячий тост с тающим маслом. Ромштекс в два дюйма толщиной с жареной картошечкой и пинтой Бертона. О, несчастный Иисусе!
Он прыгает вперёд, пробивается сквозь толпу и трясёт ручку стеклянной двери. Вся толпа, около сорока человек, со всей силы подаётся вперёд и пытается взять штурмом дверь, которая прочно удерживается изнутри мистером Уилкинсом, владельцем кафе. Последний угрожает им через стекло. Некоторые прислоняются грудью и лицом к стеклу, как будто это их согревает. С криком и шумом из соседнего переулка выходит Флорри и с ней ещё четверо девушек. Вид у них относительно свежий, так как часть ночи они всё-таки провели в кроватях. За ними следует группа молодых людей в синих костюмах. Они бросаются на толпу и начинают напирать сзади с такой силой, что дверь едва не разбивается. Мистер Уилкинс в гневе распахивает дверь и отшвыривает назад впереди стоящих. Запах колбасок, копчёной рыбы, кофе и горячего хлеба разливается по холодному воздуху улицы.
Голоса молодёжи из задних рядов. Почему это…, он не может открыть раньше пяти? Мы тут изголодались без нашего… чая! Тарань дверь! и т. д. и т. п.
Мистер Уилкинс. Убирайтесь! Все убирайтесь! Или никто из вас сегодня утром сюда не войдёт и вовсе!
Голоса девушек из задних рядов. Мистер Уилкинс! Мистер Уилкинс! Будьте лапочкой, впустите нас! Я вас поцелую забесплатно! За просто так. Будьте лапочкой! и т. д. и т. д.
Мистер Уилкинс. Убирайтесь отсюда! До пяти мы не открываемся. И вы это прекрасно знаете! (Захлопывает дверь).
Миссис МакЭллигот. О, Иисусе! Самые долгие десять минут за всю эту поганую ночь! Что ж, дам передохнуть моим бедным старым ножкам. (Садится на корточки на манер шахтёров. Многие следуют её примеру.)
Джинджер. У кого есть полпенни? Я созрел, чтобы сложиться пятьдесят на пятьдесят на пончик.
Молодые голоса (имитируя военные марши, поют).
«…! – всё, что оркестр мог сыграть.