Дочь священника

– Нет, к сожалению, нет, – сказала Дороти.

– Что ж, очень жаль. Гораздо лучше смотрится на проспектах, когда после имени учителя стоят еще несколько букв. Ну что ж! Возможно, это не так важно. Не думаю, что многие из наших родителей знают, что означает Б. А. – просто не хотят показывать своего невежества. Полагаю, вы говорите по-французски?

– В общем, я учила французский.

– Ну, тогда хорошо. Мы можем написать это в проспектах. Так вот, вернёмся к тому, о чём я говорила. Мисс Стронг была хорошим учителем, но она не соответствовала моему представлению о моральном облике. Мы, в «Рингвуд Хаусе», очень строго держимся в отношении морального облика. С этим родители очень считаются, вот увидите. А ещё была одна, до мисс Стронг, мисс Брюер… Ну она, как я это называю, слаба была по натуре. С девочками не найдёшь общего языка, если ты слаба по натуре. Кончилось это тем, что однажды утром одна маленькая девочка забралась на стол с коробкой спичек и подожгла юбку мисс Брюер. Конечно, после такого я не собиралась её оставлять. Фактически, я выставила её из дома в полдень того же дня, и не дала ей никаких рекомендаций. Вот что я вам скажу!

– Вы хотите сказать, что исключили девочку, которая это сделала?

– Что? Девочку? Ничего подобного! Уж не думаете ли вы, что я откажусь от денег, которые мне платят за обучение? Зачем нужны учителя, которые допускают, чтобы девочки так проказничали? Сейчас у нас в классе двадцать один человек, и вы увидите, что для поддержания дисциплины нужна твёрдая рука.

– А вы сами не преподаёте? – спросила Дороти.

– Конечно же, нет! – заявила миссис Криви с некоторой долей презрения. – На моих плечах слишком много забот, чтобы я ещё теряла время на преподавание. Нужно следить за домом, и семеро человек остаются на обед, а у меня в настоящий момент только одна работница. А кроме того, так много времени занимает сбор денег с родителей. В конце концов, главное – это оплата обучения. Разве не так?

– Да, полагаю, что так, – ответила Дороти.

– Ну вот, поговорим лучше о вашей зарплате, – продолжила миссис Криви. – Во время учебного процесса я предоставляю вам питание и проживание и плачу шесть шиллингов в неделю, в праздники – только питание и проживание. Вы можете использовать котёл в кухне для стирки, и я включаю газовую колонку для мытья каждую субботу вечером, ну или почти каждую субботу. Этой комнатой, в которой мы сейчас находимся, вы не можете пользоваться, потому что это моя приёмная. Я также не хочу, чтобы вы тратили понапрасну газ в своей спальне. Но утренней гостиной вы можете пользоваться, когда захотите.

– Спасибо, – сказала Дороти.

– Ну, кажется, я всё сказала. Думаю, вам хочется пойти спать. Вы, конечно, уже поужинали?

Это было произнесено с явным намерением услышать, что Дороти не собирается есть сегодня вечером, поэтому Дороти солгала, ответив «Да». На этом разговор и закончился. Такова была манера миссис Криви: она никогда не давала вам продлить разговор ни на минуту дольше необходимого. Разговор с ней был таким конкретным, таким чётко очерченным, что на самом деле разговором и не был. Скорее, это была схема разговора. Так в диалоге плохо написанного романа каждый говорит чуть больше, чем положено. Но на самом деле, в полном смысле слова, она не разговаривала, она просто говорила в своей краткой, сжатой манере то, что необходимо было сказать, а потом избавлялась от вас как можно быстрее. После этого она провела Дороти по коридору в её спальню и зажгла там газовый рожок размером с жёлудь, открывший взору мрачную спальню с покрытой белым одеялом узкой кроватью, покосившимся гардеробом, одним стулом, рукомойником с холодным белым фарфоровым тазом и кувшином. Спальня была очень похожа на те, что сдаются у моря; ей недоставало только одной вещи, которая придаёт таким комнатам атмосферу домашнего уюта и достоинства – текста из Священного писания над кроватью.

– Вот ваша комната, – сказала миссис Криви. – Надеюсь, у вас она будет в большем порядке, чем обычно была у мисс Стронг. И, пожалуйста, не жгите газ до полуночи – через щель под дверью мне видно, когда вы его выключаете.

Отсалютовав таким образом на прощание, миссис Криви оставила Дороти наедине с собой. Комната была ужасно холодной; на самом деле от всего дома оставалось ощущение сырости и холода, как будто камин здесь зажигали очень редко. Дороти как можно быстрее забралась в кровать, решив, что это самое тёплое место. На гардеробе, в который она убирала одежду, Дороти обнаружила картонную коробку, содержимое которой составляли девять пустых бутылок из-под виски – по всей видимости следы неустойчивости морального облика мисс Стронг.

В восемь часов утра Дороти спустилась вниз и обнаружила, что миссис Криви уже завтракает в так называемой «утренней гостиной». Это была малюсенькая комнатка, примыкающая к кухне, которая изначально в своей жизни являлась местом для мытья посуды и которую миссис Криви превратила в «утреннюю гостиную», просто-напросто перенеся раковину и рукомойник в кухню. Накрытый белой скатертью из грубой ткани стол, приготовленный к завтраку, был очень большим и до обидного пустым. Рядом с миссис Криви стоял поднос с очень маленьким чайничком и двумя чашками, тарелка с задубевшей яичницей из двух яиц и блюдо с мармеладом. Посредине, куда Дороти ещё могла дотянуться, если постарается, стояла тарелка, а на ней хлеб с маслом. А рядом с тарелкой Дороти стояло, видимо, единственное, что ей могли доверить: подставка с бутылочками, внутри которых виднелась какие-то высохшие, сгустившиеся смеси.

– Доброе утро, мисс Миллборо, – сказала миссис Криви. – Сегодня это не имеет значения, так как сегодня ваш первый день, но просто запомните на будущее, что я хочу видеть вас здесь вовремя, чтобы вы могли помочь мне приготовить завтрак.

– Извините, – сказала Дороти.

– Надеюсь, вы любите яичницу на завтрак? – продолжила миссис Криви.

Дороти поспешно заверила её, что она очень любит яичницу.